Балин. Сын Фундина. Государь Мории - Елизавета Огнелис

и снова за работу. Но может случиться и сердечный удар. Поэтому, пока он не случился — работать, работать, работать.

Взявшись за лопаты, они начали кидать породу в приемник. Балин успел покрыться испариной, пока Олуэн сказал: «Хватит!».

Поворот рычага привел в движение первый агрегат — дробилку. Резкий громкий скрежет заставил десны неприятно заныть.

— Шестерни хорошо закалены, но приржавели в зацепах! Слышишь уханье? — проорал сквозь шум Олуэн.

— Я порционно породу подаю! Приходится разрывать цикл, но ничего не поделаешь! За всем не уследить! — продолжал он, нагнувшись к самому уху Балина. — Я сейчас пойду большой барабан запускать! А ты стой и добавляй породу!

— Следи за дробилкой! — прокричал он напоследок, но голос утонул в грохоте, поэтому Олуэн просто указал жестом на дробилку, а затем многозначительно показал Государю Мории кулак.

Через некоторое время шум начал утихать, и Балин снова взялся за лопату.

— Здорово! — прокричал кто-то над ухом. — Я Толун!

Абсолютная копия Олуэна стояла, держа в руках поводья. Позади его, уныло свесив головы, толпились пони с полными мешками на отощавших хребтах. Толун началразвязывать мешки, вытряхивая привезенную породу в поддон. Потом подошелк рычагу, дернул его вниз. Шум дробилки оборвался. Толун махнул рукой, приглашая за собой.

— Не знаю, почему жила заброшена, — начал гном, лихорадочно поблескивая глазами. — Она идет на север, вглубь, расширясь. Можно идти штреком, главное, крепеж есть. Старый, правда, но, по-моему, надежный, рамный, металлический. А порода все богаче и богаче. Если три дня назад только две унции с ходки брали, то уже сейчас — три. И самородков все больше. Один с кулак попался.

— Когда вы запустили механизм?

— Да считай уже четвертый день идет. Пришлось повозиться, ничего не работало. Главное ведь руки приложить…

Балин принял на руки кожаный мешочек. Совсем небольшой, он весил почти два десятка фунтов.

— Это столько уже! — поразился Балин.

— А то! — самодовольно произнес Толун. — И будет еще больше. Много больше. Ты лучше скажи — провианту принес?

— Немного есть, — сказал Балин, снимая заплечный мешок. С сожалением взвесил его в руке и добавил:

— На троих немного. Разве что на неделю. Хлеб и мясо, больше ничего у самих нет.

— Ладно, на том спасибо.

— Надолго ты к нам? — задал в свою очередь вопрос близнец.

— Должен сегодня к вечеру быть у Северных Ворот.

— Во-во! Тогда поспешай. А наверху передай, что нам припасы нужны. Дерево, клепки, гвозди, цепи. Побольше провианта давай. Масло принеси, а то все у нас на механизм ушло, даже тряпки с факелов.

— Ну, собирайся, — поторапливал Толун. — И возьми пару пони с собой. Пусть наверху откормятся. А сюда свежих приведи. И еще овса мешков пять захвати на обратном пути. Не жалей овса-то, чай, не ячмень. А то от работы пони дохнут.

Толун захохотал над собственной шуткой. Балин посмотрел на него, поражаясь и восхищаясь гномом, который находил в себе силы смеяться после многих недель непрерывного, изнуряющего труда, голода и недосыпания.

— Вы молодцы, — выдавил он из себя и подойдя к Толуну, крепко прижал его к груди.

— Давай-давай! Иди, Балин, — сопел гном. — Мы не подведем. С нас как с выдры вода, а всем польза. Иди, ладно уж…

— Удачи тебе, Государь Казад Дума, — еле слышно произнес Толун, когда факел Балина скрылся за поворотом.

Через несколько часов Балин сидел за широким дубовым столом. Напротив него расположился человек, в цветастом халате, в дорогой шапке, отороченной мехом. Добротные сапоги толстой коричневой кожи в грязи и пыли. Горбоносое лицо производило неприятное впечатление. Тонко сжатые губы, глаза навыкате, как будто от готового вот-вот выплеснуться бешенства. Не сходящие со лба морщины, словно там, под черепной коробкой постоянно ворочаются непонятные, мрачные мысли. Эти черты были бы чуть смягчены, если бы человек имел хотя бы намек на полноту. Но тело торговца Рахиля, его руки и лицо были иссушены и задублены сотнями ветров на тысячах дорог.

— Мне понадобится еще несколько караванов уже в ближайшие месяцы, если не недели, — говорил Балин. — Я буду покупать дерево не на вес, но на объем. Потребуются бревна, балки, доски. Все должно быть хорошего качества, дуб, сосна, ель. Осину возьму за полцены. Кожу беру только сыромятную, и как можно больше. Провиант нужен и фураж. Куплю в любом количестве, но опять же повторю, только хорошего качества.

Балин разговаривал с Рахилем таким тоном, словно торговец ему был слугой. Только так можно было не попасть в зависимость от этого человека, который умел навязать свою точку зрения (и услуги, естественно) любому. Гном сравнивал Рахиля с клинком, рукоять которого была обмазана дегтем, а лезвие — медом. Бросить — жалко, не испачкаться — трудно, и мед с лезвия есть — опасно. Это было странное сравнение, но Балин никак не мог от него избавиться.

Между тем Рахиль понимал, что он нужен Балину. Никто из торговцев не согласился ехать с караваном к Морийским воротам, зная, что Подгорное Царство еще не полностьюпринадлежит гномам. Рахиль рисковал, потому что если бы войска Балина и Гримбьорна сгинули в Черной Бездне, то весь караван достался бы оркам. Конечно, три четверти денег за привезенные товары уже заплачено. Но мертвецам редко есть дело до денег.

— Я рискую. Мои цены будут высокими, — скрипучим голосом произнес торговец.

— Я постараюсь уменьшить риск. Караваны будут сопровождать люди Борпа Темного, ты должен его знать. Они обеспечат безопасность, — парировал гном.

Балин заметил, как краешек века сидящего перед ним торговца дрогнул. Совсем чуть-чуть, незаметно даже для самого Рахиля, который считал, что умеет контролировать свои эмоции. Однако, Государь Мории уже привык обращать внимание на подобные мелочи. В окружении врагов мелочей не бывает.

Рахиль явно знал, кто такой Борп.

"Этот коротышка не так глуп, как кажется. Если у него союз с Борпом Темным, то дело неплохо. Прибыли, конечно, отсюда не жди, но работать можно без опаски. Хотя почему "не жди"? Черные доспехи моего названного братца всегда мелькают там, где есть прибыль. Надо урвать и свой кусок, " — думал человек.

В свое время Борп Темный и Рахиль Скользкий начинали вместе. Потом дороги их разошлись, Борп стал разбойником с большой дороги, а Рахиль — почтенным купцом, не потеряв при этом, однако, грабительских наклонностей. Он был хитер, изворотлив и готов был рискнуть всем за звонкую монету. Даже смерть для него имела свою цену. Многие из тех, с кем Рахиль имел дело, иногда думали, что лучше бы они никогда не встречали этого человека.

— Я размышляю о том, кто будет платить за услуги людей Борпа, — неожиданно