Лось в облаке - Ирина Лазарева

— В этом сила гения, — сказал Саня — он позволяет многим людям ненадолго почувствовать себя гениями. Ну, полно, Верушка, успокойся. Впереди еще два акта. У нас платков не хватит.

К счастью, Вере удалось овладеть собой. После гран па Авроры и Дезире в сопровождение кордебалета нереид она аплодировала стоя и попеняла Сане и Вадиму за то, что они не догадались принести цветов для Колпаковой.

Ночью во сне Вадим услышал рыдание Веры, словно наяву, словно она была где-то рядом, и беспокойно сел в постели, озираясь и позабыв, где находится. Оля, разбуженная его резким движением, зажгла ночник и забросала его вопросами:

— Тебе нехорошо? Вадим! Не молчи. Что случилось?

— Вера. Она плакала. Как будто прямо здесь.

— Ты слишком много думаешь о своих друзьях. — Оля подбирала слова: говорить плохо о Сане или Вере нельзя было даже намеками. Она слишком дорожила Вадимом, чтобы поддаваться своим настроениям.

Она погладила его литое плечо.

— Это просто дурной сон. Иди ко мне.

Через полчаса, блаженно прижимаясь к нему и засыпая, она спросила:

— Когда они поженятся? Что-то все тянут и тянут.

— Теперь решили летом, на каникулах. Поедешь со мной в Свирицу на свадьбу?

— Ты еще спрашиваешь?

В конце апреля Сане сообщили, что заболела бабушка Марфа. Он срочно собрался и уехал домой. Вадим хотел ехать с ним, но Саня его отговорил.

— Если будет плохо, я позвоню тебе с почты, тогда приедешь. Не дай бог, чтобы до этого дошло. Ты присмотри пока за Верой.

Прошла неделя. От Сани вестей не было. Вера нервничала и грубила Вадиму. Ее неровный характер снова дал о себе знать. Иногда ей вдруг хотелось озорничать. Тогда она нарочно пряталась от Вадима, а он бегал и искал ее по всему университету. Она неожиданно выскакивала из укрытия, закрывала ему глаза ладошками и хохотала, довольная своей проделкой. Но уже через час начинала снова дуться и гнать его от себя. Он ходил за ней по пятам и облегченно вздыхал лишь после того как водворял ее в квартиру по улице Гоголя.

Весна, словно сговорившись с Верой, бедокурила ежедневно: только подразнит солнышком, и сразу окатит дождем.

Поздним воскресным вечером Вадим сидел дома, в своей комнате. На улице шел проливной дождь, удары грома с треском взрывались прямо у окна, и оттого он не расслышал звонка в передней. Дверь пошла открывать Лариса, недоумевая, кто может прийти в такую погоду и в такой час.

— Вера! — ахнула она.

Девушка промокла до нитки. В руках она держала полузакрытый зонт, который, видимо, ничем ей не помог. Струи воды стекали с зонта, с одежды, с волос на выложенный желтой плиткой пол лестничной площадки, и у ее ног уже скопилась целая лужица. На возглас Ларисы из гостиной вышел Петр Ефимыч в халате и с развернутой газетой в руках.

— Верочка! Как же это? Что произошло? Заходи же, заходи скорей!

Он взял девушку за плечи и заставил ее переступить порог. Она, казалось, закоченела и не могла сдвинуться с места.

— В-вадим… дома? — произнесла она наконец.

— Дома, дома. Что ж это такое? Снимай плащ. И туфли снимай. Вадим! Иди скорей сюда. Вот, полюбуйся. Куда ты смотрел, не пойму?

Вадим выбежал из своей комнаты и остолбенело уставился на Веру.

— Ты? — пробормотал он. — Что-то случилось? С Саней?!

— Нет, нет, с ним все в порядке. — Ее трясло. — Я… мне надо с тобой поговорить.

— Поговорить? Ты пришла сюда одна, ночью, чтобы поговорить?! Да как ты могла? Ты простудишься, заболеешь!

Он схватил ее за руку и потащил в комнату.

— Быстро! Снимай все! Как ты могла? Вот тебе мой халат. Почему ты мне не позвонила? На, вытри насухо волосы. Вернусь через пять минут, и чтоб ты уже переоделась.

— Мам, поставь, пожалуйста, чаю, — попросил он Ларису в коридоре. — А что еще можно сделать? — он ходил взад и вперед мимо своей двери в сильном волнении.

— Ты бы лучше выяснил, что привело Веру к тебе в столь поздний час, — посоветовал Петр Ефимыч. — Причина должна быть серьезная. Пойдем, Лариса, не будем им мешать, — он взял из рук Ларисы чашку с чаем и передал Вадиму.

Вадим постучал в дверь и, выждав минуту, вошел. Вера, утопая в его халате и тапочках, раскладывала на батарее парового отопления свою одежду. Она обернулась и посмотрела на него с видом затравленного зверька.

Он поставил на письменный стол чашку и усадил ее рядом на стул. Сам сел напротив.

— Теперь рассказывай, что случилось.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Конечно, Верушка, я тоже тебя люблю, — он смотрел на нее, улыбаясь.

— Я люблю тебя, — повторила она, глядя на него жадно и с ненавистью.

Ему вдруг стало страшно.

— Вера, послушай меня. Ты любишь Саню, — сказал он так, будто старался втолковать что-то неразумному ребенку.

— Да, я люблю Саню, — послушно повторила она. — Но тебя я люблю тоже. По-другому.

— Что ты хочешь этим сказать? Вера, ты пугаешь меня! Что ты вбила себе в голову?!

Она судорожно разрыдалась, закрыв лицо руками, и слезы стекали у нее между пальцев.

Вадим смотрел на нее в оцепенении. Он чувствовал, что надвигается катастрофа, масштабы которой нельзя предугадать. Он не хотел ей верить, но истина неумолимо открывалась ему — ее срывы, непонятные смены настроений, быстрые уклончивые взгляды, то яростные, то молящие, внезапное смущение — все то, чего он не замечал в своей беспечной слепоте.

— Но почему меня?! — закричал он на весь дом и вскочил с места. — Почему ты выбрала меня?! Ты могла влюбиться в кого угодно, только не в меня!

Петр Ефимыч в гостиной сложил газету и задумался. Из спальни вышла Лариса. Она уже готовилась ко сну, но слова Вадима заставили ее разволноваться.

— Ты слышал, Петя? Ведь это девушка Александра. Мы должны немедленно вмешаться.

— Ни в коем случае, — осадил ее супруг. — Все должно идти своим чередом. Это жизнь, дорогая моя. Она все решает сама. Если хочешь знать, я это предвидел, и, как всегда, оказался прав.

— Тогда ты должен предвидеть, что за этим последует! Я видела однажды, что сделалось с Вадимом, когда он подумал, что Саня на него обиделся. Нет, я пойду к ним и поговорю с Верой.

Она решительно направилась к комнате Вадима, но Петр Ефимыч, выказав завидную проворность, преградил ей дорогу.

— Лариса, я запрещаю тебе!

Она остановилась, понимая, что супруг серьезно намеревается употребить всю свою власть.

— Тогда Вадим был ребенком, — назидательно сказал Петр Ефимыч, — а теперь он мужчина, да еще какой! Пусть он сам решает, как ему поступать. Пойдем спать. Они разберутся без нас.