Улыбка Афродиты - Стюарт Харрисон

– А сколько вам было лет, когда это все случилось?

– Одиннадцать.

Я рассказал Алекс, что вскоре меня отправили в частную школу и дедушка оплачивал мою учебу.

– Школа была старая, и детей там учили быть маленькими взрослыми, а не детьми. Или, по крайней мере, какими должны быть маленькие взрослые в высшем обществе. Отец моей матери совсем не давал ей развиваться как личности. В какой-то мере он был обычным снобом, воспитанным в духе иерархической системы Оксфорда. И по-моему, мой отец всегда чувствовал, что он не может конкурировать со своим тестем, ибо никогда не будет достаточно хорош в его глазах. И он оказался прав. Во всяком случае, ему пришлось несладко, и я услышал о нем только спустя два года.

– А где он был все это время? Почему вы ничего не знали о нем?

– Забавно, что вы спрашиваете об этом, – усмехнулся я. – Однажды я получил письмо, в котором сообщалось, что он собирается жениться.

– Наверное, это вас здорово возмутило.

– Еще бы! Но больнее всего было от намека, что ему там живется хорошо. На Ирэн я не сердился: мы много раз встречались с ней. В течение этих двух лет моя жизнь была настоящим мучением: первые полгода я верил, что он придет и заберет меня из этой школы, но постепенно до меня стало доходить, что этого не произойдет. У меня было такое ощущение… – я пытался описать свои чувства, свои переживания, – что меня бросили. Даже, пожалуй, предали. А когда он наконец позвонил, то говорил только об этом потрясающем солнечном острове, где он теперь жил, и о том, что встретил женщину, на которой собирается жениться…

– От этого стало еще хуже?

– Да, никогда этого не забуду.

– Но разве он никогда не пробовал объяснить свое поведение?

– Пробовал. Но разве такое можно объяснить? Он говорил, что тогда думал, будто поступает правильно, – считал, что мне стыдно за него. И еще – что долгое время вообще не мог думать об Англии. По-моему, все, что произошло с ним, было унизительно. И не только разрушенная карьера и репутация, но и его женитьба. Он не сумел оправдать надежды моей матери и ее отца. Правда, в случае с ее отцом, возможно, все как раз оправдаюсь. Но люди все время должны искать решение различных проблем. К тому же у него был ребенок – я. Были определенные обязанности. А он просто сбежал. Выбрал легкий путь и успокоил свою совесть, убедив себя, что поступает правильно.

Алекс молчала. Я знал, что говорю очень злые слова, но даже по прошествии стольких лет мне было больно. Алекс перестала быть для меня посторонней – она сделалась частью меня, частичкой моей жизни.

– Во всяком случае, – заключил я, – теперь это не имеет никакого значения.

– В самом деле? – спросила Алекс.

Меня удивил ее вопрос, поскольку я считал ответ однозначным:

– Потому что он умер.

– Понимаю, – неуверенно улыбнулась она.

Вскоре мы подошли к бухточке, которую я выбрал в качестве нашей цели, и я снова поднялся на палубу, чтобы убрать парус; остаток пути мы шли на двигателе. Обогнув мыс, мы увидели полоску белого песка по всему берегу бухты. Вода, защищенная от ветра мысом и крутыми скалами, которые делали подход к бухте с суши практически невозможным, была спокойной и прозрачной.

– Как красиво! – с радостным удивлением воскликнула Алекс.

На глубине трех метров я бросил якорь, спустил на воду шлюпку, загрузил в нее сумки, и мы стали грести к берегу. Пока я вытаскивал лодку на пляж, Алекс расстелила возле дерева коврик. Когда я повернулся, она стояла спиной ко мне. Я смотрел, как она расстегнула молнию на юбке, которая тут же упала на гальку, показав ярко-красное бикини с глубоким вырезом на бедрах. Когда я подошел к ней, она намазывала ноги кремом для загара. Я сел рядом, и она протянула мне тюбик с кремом:

– Намажьте мне, пожалуйста, спину!

Она легла на живот, а я выдавил тонкий слой крема ей на спину, между лопаток, и принялся растирать по ровно загоревшей коже, завидуя ее средиземноморской крови. Закончив, я постелил полотенце и, взяв книгу, улегся возле нее.

– Спасибо, – пробормотала она с закрытыми глазами.

Припекало. Через десять минут по моему лицу потекли струйки пота. Я посмотрел на Алекс. Девушка не шевелилась, и мне показалось, что она заснула. Посреди бухты спокойно дрейфовала на якоре «Ласточка». Две мачты на фоне безоблачного неба, синее море – все выглядело как на фотографии из рекламной брошюры. Я встал и направился к воде. Она была прохладной и освежающей после палящих лучей солнца. Я поплыл в сторону открытого моря, а проплыв сотню метров, обернулся посмотреть на берег. Алекс сидела, обняв колени, и наблюдала за мной. Потом она встала, приблизилась к воде и спокойными ровными гребками поплыла ко мне.

– Изумительно, – сказала она. Ее мокрые волосы подчеркивали строгие линии ее лица и поразительную зелень глаз. Она показала на скалы на краю бухты: – Наперегонки? – и, не дожидаясь ответа, замолотила ногами, за несколько секунд оторвавшись от меня метров на пять.

Я последовал за ней, но, как ни старался, расстояние между нами все время увеличивалось. Когда мы проплыли половину пути, Алекс удвоила отрыв. Я вкладывал в гонку все силы, и все равно, когда мы подплыли к скалам, она была впереди, а я глотал воздух как рыба, вынутая из воды. Алекс выбралась на камни и с довольным видом смотрела, как я выкарабкался на берег и свалился в изнеможении рядом с ней.

– Где вы так научились плавать? – едва выговорил я, отдышавшись.

– Была чемпионкой школы в заплыве на сто метров, – самодовольно улыбнулась она.

– Господи, – простонал я, но, по крайней мере, уже легче отнесся к своему поражению.

Закрыв глаза, я подставил солнцу тело, дожидаясь, пока сердце перестанет бешено стучать. Когда я снова взглянул на Алекс, она смотрела на меня со сдержанным, немного загадочным выражением лица, потом застенчиво улыбнулась, неожиданно протянула руку и дотронулась до моей щеки. Ее пальцы задержались там всего на мгновение, и я непроизвольно потянулся к ней, но она тут же повернулась и соскользнула в воду. Я сел и стал наблюдать, как она плывет обратно к нашему месту.

До конца дня это небольшое происшествие, казалось, встало между нами, словно невидимый барьер. У меня из головы все не шел ее вопросительный, почти удивленный взгляд, как будто она прислушивалась к своим чувствам.

Позднее, когда мы плыли обратно в Вафи, я спустился в каюту и принес две бутылки холодного пива. Открыв одну из них, я протянул ее Алекс, она поблагодарила меня, а потом вдруг торопливо сказала:

– Простите меня за то, что произошло. Я не хочу, чтобы у вас сложилось неправильное представление обо мне.

– Вы не сделали ничего неправильного. – По тому, как она быстро взглянула на меня, я понял, что мой ответ прозвучал несколько высокомерно. – Мы оба немного не в себе. Забудем. – Я коснулся своей бутылкой ее. – Ваше здоровье!