Имперский крест - Антон Грановский

– Проф, у меня такое ощущение, что вы восторгаетесь Гитлером.

– В некотором смысле – да, – спокойно произнес Терехов. – Представь себе, каким великим героем он остался бы в памяти человечества, если бы погиб осенью сорок первого года. Тогда еще не было газовых камер и крематориев. Но были великие победы. Дания, Австрия, Норвегия, Нидерланды, Бельгия, Франция – все эти страны лежали у ног фюрера. Немецкие войска оккупировали пол-Европы.

– Да-да, – усмехнулся Егор. – «Победителей не судят». Этой мерзкой поговоркой можно оправдать любые гнусности. Знаете, профессор, я в некотором смысле был знаком с Гитлером лично. И поверьте: у меня он не вызвал ничего, кроме отвращения.

– Многие великие люди были в быту просто невыносимы, – пожал плечами Терехов. – Это черты характера, и мы не виноваты в том, что мы такие, какие мы есть.

– Вот как? – Волчок хмыкнул. – И кто же в этом виноват?

– Проблемы тяжелого детства, ущербной физиологии, неуспеха в социализации… Да мало ли.

Егор упрямо качнул головой и веско проговорил:

– Ерунда! На месте деспота может оказаться человек с любым опытом. Деспотизм – это выбор сердца, а не опыта.

– Но…

– Зло никак не сводится к человеческому опыту, – твердо произнес Волчок.

Терехов нахмурился.

– По-моему, это ты говоришь ерунду. Ты считаешь, что психология вообще ничего не объясняет?

– Психология не может объяснить зло как таковое. Максимум, что она может: это помочь человеку пережить зло.

Терехов отхлебнул вина и нервно проговорил:

– Если бы ты убил фюрера, реальность изменилась бы. И вполне возможно, что в новой реальности нас с тобой попросту не было бы. Ни тебя, ни меня. А это значит, что, убив фюрера, ты убил бы самого себя. Способен ты на это?

– Я говорил не об этом, – хмуро произнес Егор.

– А я – об этом. И не стоит продолжать этот спор.

– Не я его начал.

– И все равно не стоит.

– Как скажете, проф. Но если вы еще раз назовете этого беспредельщика гением, я…

Профессор вдруг побледнел и схватился за сердце.

– Терехов, что с вами? – взволнованно спросил Волчок.

– Я… не…

Егор сорвался с места и бросился к аптечке. Быстро нашел валидол, выщелкнул одну таблетку, вернулся к профессору и затолкал таблетку ему под язык.

– Дышите ровно, – сказал он, глядя Терехову в глаза. – Ни о чем не волнуйтесь. Все будет хорошо.

Терехов прикрыл глаза, посидел немного молча, потом снова открыл и сипло пробормотал:

– Мне уже лучше.

– Я вызову врачей!

– Нет, не стоит…

Но Волчок его уже не слушал. Он взял со стола мобильник и набрал номер «Скорой помощи».

Егор и Юля стояли перед зеркалом в ванной комнате. Егор был в спортивных шортах, Юля – в ночной рубашке. Егор прополоскал рот, сунул зубную щетку в стеклянный стаканчик, посмотрел на отражение подруги в зеркале и негромко окликнул:

– Юль!

– М-м? – спросила она, расчесывая волосы массажкой.

– Что бы ты сделала, если бы в твоих руках была судьба миллионов людей?

Юля на мгновение остановилась, на лице ее промелькнуло удивление.

– В каком смысле? – спросила она.

– В прямом.

Юля отложила массажку, после чего повернулась к Волчку и прямо спросила:

– Егор, к чему эти вопросы? Ты что-то задумал?

– Да я просто так спросил, – попробовал уйти от ответа Волчок. Но с Юлей такой фокус не проходил.

– Не ври мне! – сказала она.

– Я не вру.

Егор отвел взгляд.

– Смотри мне в глаза, Волков! – потребовала Юля.

Егор нехотя взглянул на нее, стараясь придать своему лицу невинное выражение:

– Ну?

– Ты точно что-то задумал, – вынесла вердикт Юля. – А теперь колись: что у тебя на уме?

– Да ничего.

– А если подумать?

Егор улыбнулся и сказал:

– Ты меня видишь насквозь.

– Конечно, вижу. Ведь я же тебя люблю. А теперь признавайся: что за мысль тебе не дает покоя? Говори, пока я готова слушать.

…

– Что, если я вернусь в прошлое и «сотру» Гитлера из мировой истории? Так, чтобы и следов от него не осталось.

– Сотрешь? В каком смысле?

– В прямом. Ликвидирую.

Юля приподняла брови:

– Ты хочешь его убить?

– Не то чтобы убить… Хотя… Разве этот гад не заслуживает смерти?

– Егор, убийство – это в любом случае убийство. Даже когда оно совершается во имя благих целей.

Егор дернул щекой и проворчал:

– Демагогия.

– Что?

– Прости, милая. Я просто хотел сказать, что если враг прокрался в твой дом и угрожает твоим близким, ты имеешь все основания его ликвидировать.

– «Ликвидировать»?

– Прикончить, уничтожить, стереть. Называй, как хочешь.

Юля бросила зубную щетку в стаканчик, повернулась к Егору и посмотрела ему в глаза.

– Волков, – строго проговорила она, – обещай мне, что никогда этого не сделаешь.

– Ты о чем?

– Ты прекрасно понимаешь, о чем я. Ты задумал вернуться в прошлое и убить Адольфа Гитлера. Так?

– Ничего я не задумал. Я всего лишь предположил: что было бы, если б я…

Юля нетерпеливым жестом прервала его и потребовала:

– Дай мне слово, что не сделаешь этого.

Егор молчал, насупившись.

– Ну? – потребовала Юля. – Пообещай, что выбросишь из головы мысль об «убийстве во благо». Иначе я сейчас же соберу вещи и уйду.

Волчок посмотрел на Юлю удивленно:

– Для тебя это так принципиально?

– Да, – ответила Юля. – Для меня это очень принципиально. В моих глазах ты самый добрый, самый нежный и самый лучший парень на свете. Не дай мне усомниться в этом.

Егор некоторое время молчал, потом вздохнул и нехотя произнес:

– Ладно, пусть живет.

– Дай слово, – потребовала Юля.

Волчок насупился и сказал:

– Даю. Теперь ты спокойна?

– Вполне. – Юля улыбнулась, встала на цыпочки и поцеловала Егора в нос. – И не будь таким хмурым, Волков. У тебя очаровательная улыбка.