Порочен, как грех - Джиллиан Хантер

Она наложила палец ему на губы.

– Надеюсь, происходящее не является образцом вашей сдержанности.

– Верьте мне, Элетея. Ради вас я заковал в кандалы свои желания и проглотил ключ.

– Вы стали человеком без принципов.

– Вы считаете, я могу измениться?

– Не ко времени ужина. – Она неловко протянула руку за спину, чтобы застегнуть корсет. – Боже мой! Как же я объясню то, что вышла к своим гостям так поздно и едва могу…

Его рот расплылся в циничной улыбке.

– Кажется, вам трудно дышать. Хотите, я распущу шнуровку побольше?

– Если я не могу дышать нормально, это никак не связано с тугой шнуровкой.

– Вот как. – От его чувственного голоса по спине у нее пробежала дрожь. – В таком случае могу ли я допустить, что тому есть еще одно, единственное объяснение?

Она легко покачала головой. Ей вовсе не хотелось признавать, что ему удалось распустить нечто большее, чем ее корсет. И если она не возьмется за ум, окажется, что она совершенно никуда не годится во всех отношениях.

– Знаете ли вы, почему леди так туго шнуруются? – спросил он, продолжая зашнуровывать ее короткий корсет, застегивать ее платье. – Это не для того, чтобы сделать ваши прекрасные формы еще красивее. Это для того, чтобы держать на расстоянии таких повес, как я.

Она отвела глаза и ответила еле слышно:

– Но худших из них это, однако, не останавливает. Странный ответ.

Настало неловкое молчание – он раздумывал, что она хотела этим сказать. Если бы он не был так занят попыткой обуздать свои распутные инстинкты, он спросил бы у нее. Но он был человеком слабым, плотским и совершенно захваченным ее невероятной привлекательностью. Ему нужен был любой повод для продолжения. У Гейбриела был кое-какой опыт обращения с невинными девушками.

Более опытен он был в темных наслаждениях.

«Я видел, как эта леди наносила визит миссис Уотсон поздно вечером».

Но Гейбриел мог бы поклясться чем угодно, что она невинна. Элетея, вероятно, никогда не слышала о миссис Уотсон, но даже если и слышала, она слишком хорошо воспитана, чтобы признаться в этом.

– Слышите, кто-то идет, – тревожно шепнула она.

Он этого не слышал. Или, может быть, и слышал, но надеялся, что она не обратит на это внимания. Он был мучительно возбужден. Он не мог скрыть этого от нее. Сквозь слои одежды его мужское естество уперлось в нее, говоря об откровенном желании. Если он не вернет свое умение обуздать себя, он… он готов на все, если она одарит его своими милостями, пригласит его в свою постель.

Их взгляды встретились.

– Может ли быть такое, что вы хотите меня так же, как я – вас?

Ее едва заметное колебание подействовало на него обнадеживающе.

– Прошу вас, Гейбриел, – сказала она, ее темные глаза были полны чувством, – не нужно смущать нас обоих, ведь я пригласила своих друзей, чтобы познакомить их с вами. Я отзывалась о вас хорошо. Не дайте мне почувствовать себя обманувшейся.

– Значит, позже? – спросил он мгновение спустя. – Не успокоите ли вы меня, по крайней мере сказав, что я не рассердил вас? Не пообещаете ли вы…

Она невольно рассмеялась:

– Я ничего не стану обещать вам, кроме ужина и вечера, проведенного в сельских развлечениях. И я не сержусь.

– Достаточно справедливо. – Он отодвинулся, лицо у него было довольное. – У меня нет выбора, кроме как вести себя хорошо и продемонстрировать гостям свои хорошие манеры.

– На меньшее я и не согласна.

Ей казалось немного подозрительным то, с какой легкостью он согласился. Разве негодяи его толка не славятся своим умением уговаривать и соблазнять? И действительно – когда он позволил ей встать, она заметила смутную улыбку, сжавшую его губы.

– Не забывайте только о военных хитростях и ложных отступлениях, – насмешливо бросил он.

– Что вы имеете в виду? – спросила она, и сердце у нее забилось сильно и неровно. Наверное, ей лучше не знать этого.

Он встал. Вид у него был столь же великолепный, сколь у нее – наоборот.

– Сейчас я уйду. Если я встречу кого-нибудь в холле, просто скажу, что заблудился в темноте.

Гейбриел вышел из ее комнаты совершенно ошеломленный. Он действительно чувствовал себя заблудившимся, а все стрелки компаса указывала ему на Элетею.

Впервые в жизни он отступил, не завершив соблазнения, потому что эта женщина была для него желанна и ему не было все равно, что она подумает о нем потом. Элетея была вплетена в его прошлое всегда, насколько он мог помнить. Она была единственной женщиной, об обладании которой он всегда мечтал. Если бы она знала, о чем он думает, когда целует ее, как ему нестерпимо хочется добиться ее, она была бы довольна и история с хлыстом могла бы повториться.

На верхней лестничной площадке он остановился. Ни одного гостя не было видно. Опасность разоблачения ему не грозила. Но вот опасность, исходящая от него самого, – другое дело. Все его тело пульсировало от примитивного желания. Он не знал, переживет ли он ужин, не выдав себя. Будет странно, если он весь вечер просидит скрестив ноги. Не отсюда ли произошел обычай класть на колени салфетку?

– Сэр, – раздался взволнованный молодой мужской голос, – что-нибудь случилось?

Гейбриел посмотрел вниз на младшего лакея, появившегося у подножия лестницы.

– Спасибо, все в порядке.

Жаль, он не смог убедить ее в том, что он уже не тот мятежный мальчик у позорного столба, которого она помнит. К сожалению, он не уверен, что особенно изменился с тех пор. Очевидно, она не слышала, что он чуть не убил своего отчима за неделю до того, как этот отвратительный мерзавец распрощался с жизнью, убитый в трактирной драке. Туда ему и дорога. Гейбриел знал, что рано или поздно он прикончит Джона за жестокое обращение, которому тот несколько лет подвергал его мать.

А вот Элетея изменилась, и он никак не мог понять, в чем именно.

Она по-прежнему волновала его. И ему казалось, что он ее волнует.

Но Гейбриел начал замечать в ней время от времени некий цинизм, которого не ожидал. Да, она потеряла свою истинную любовь, человека, которого выбрали для нее ее родители, который охранял бы ее от скотов вроде Гейбриела, имея на то все основания.

Ему не хотелось верить, что грусть, которую он замечал в ней, была вызвана скорбью по ее первому избраннику. Ему не хотелось верить, что она принадлежит к тем женщинам, которые любят только один раз в жизни. Но другого объяснения он не находил.

Старшая кузина Элетеи, леди Мириам Понтсби, симпатичная кумушка сорока лет, остановила Элетею перед тем, как та вошла в парадную столовую. Леди Понтсби не была приглашена официально. Но эта обожаемая всеми родственница обладала нюхом ищейки и за версту чуяла, чем пахнут новости, носящиеся в воздухе. Услышав, что ее кузина пригласила к себе одного из знаменитых членов семьи Боскасл, она протащилась сама и протащила своего мужа в скрипучей карете все пять дождливых миль, которые лежали между ее домом и домом графа.