Путь диких гусей - Вячеслав Софронов

— Собачьи дети с мозгами ишака! — взвизгнул он и принялся хлестать плеткой по лицам и спинам стоящих у шатра двух стражей.

В это время притащили Ишкельды и Томасы, что упустили ночью Едигира. Они упали перед ханом на колени, вытянув руки, и умоляли пощадить их.

— Милостивый хан, — жалобно лепетал один, — он оборотень. Точно я говорю — оборотень! У нас на глазах обернулся совой и улетел в небо.

— Что ж, — недобро усмехнулся хан, — сейчас и ты за ним отправишься. На небо…

— Светлейший хан, — попробовал заступиться за своих юзбаша Амир, — мои воины видели под утро бродившего по лагерю медведя. Похоже, этот сибирец умеет вызывать зверей из леса, а может, и сам оборотился в сову.

— Такая большая сова с железным клювом и огромными крыльями, — вновь запричитал провинившийся, — помилуй, хан. В смертники пойдем, но оставь жить!

Но Кучум был непреклонен после стольких свалившихся на него бед и махнул рукой черкесу Мирабу, чтобы кончал с ними.

Мираб с торжествующей улыбкой схватил обоих за шиворот и потащил к огромной березе, через сук которой тут же перекинул две петли.

Обреченные Ишкельды и Томасы не желали умирать и верещали, как пара свиней на базаре. Но черкес быстро накинул на них ошейник петли и бросил взгляд в сторону Кучума, ожидая его знака к началу казни.

Но тут к хану приблизился Алтанай и что-то горячо зашептал на ухо. Следом подошел белый, как полотно, Сабанак, которому не приходилось еще наблюдать расправы над ослушниками.

Кучум выслушал башлыка, бросил быстрый взгляд на Сабанака и махнул рукой палачу, приказывая приостановить казнь.

К осужденным направился Алтанай и торжественно произнес:

— Милость нашего славного хана не знает границ. Он дарует вам жизнь, но чтобы искупить вину, пойдете в отряд смертников.

Ишкельды и Томасы испустили вздох облегчения, а к ним уже спешил воин с двумя черными повязками в руках. Повязки одели помилованным на головы, затянув сзади двойным узлом. Теперь они должны были носить их не снимая, пока не искупят своего проступка подвигом. Их отныне будут посылать первыми в бой и в разведку. Но они остались живы…

Кучум, все еще не обретший доброго расположения духа, резко приказал юзбашам выступать согласно разработанному плану: часть из них должна идти к Кашлыку и перекрыть дороги, а остальные пойдут на захват ближайших улусов. Возглавит их сам Кучум.

Совершив утренний намаз и наскоро перекусив, воины вскочили на коней, которых к тому времени вернули посланные за угнанным табуном нукеры. Ехали вдоль берега реки по едва заметной тропе, соединяющей друг с другом сибирские селения. Когда проехали часть пути, то открытая местность сменилась редким сосновым лесом, вольно раскинувшимся на песчаной почве. Копыта лошадей оставляли глубокие следы, и последние конники были окутаны уже густыми клубами пыли. Неприметная тропинка превращалась в широкую дорогу, на которой оставались круглые вмятины, будто гигантские градины иссекли землю.

В лесу перестроились по двое, и их колонна растянулась, движение замедлилось, все с опаской посматривали на ближайшие деревья, где могли скрыться в засаде стрелки.

Неожиданно передние замерли, остановились, задние конники наскочили на них, началась сумятица. Никто не знал причин остановки, и нервозность, владеющая всеми с утра, усилилась еще больше.

— Засада, засада, — передавалось по рядам, и вся колонна пришла в движение, прикрываясь щитами и ощетинившись копьями.

Но вскоре передали, что наткнулись на овраг, через который сломали мост, служивший переправой. Видно, сибирцы ждали их и уничтожили мост.

Пришлось искать объезд, часть всадников сумела перевести лошадей по дну оврага. Некоторые из них сорвались вниз, послышались крики, стоны. Но, даже преодолев эту незначительную преграду, измазанные в глине и раздосадованные степняки вскоре убедились, что неприятности лишь начинаются.

Разобраны были еще несколько хрупких мостков, и бревна лежали на дне оврагов. Каждая переправа отнимала помногу времени, сил, и настроение в сотнях падало все больше и больше.

А в самом конце леса наткнулись на самострелы, сразившие нескольких передних воинов. Отсутствие противника, и в то же время яростное сопротивление сибирцев таким хитроумным способом разозлило всех сверх всякой меры. Одно дело погибнуть от сабли или копья в честном бою и совсем другое — пасть от безмолвного самострела.

Кучум не стал сдерживать воинов, когда они кинулись крошить ненавистные самострелы, прикрепленные к стволам деревьев вдоль тропы.

Он понимал, что их ярость проявится в еще большей мере, когда они встретятся с живым противником.

Наконец, проклятый лес кончился, и все с облегчением выехали на речной крутояр и увидели стены небольшого укрепленного валом городка.

Быстро перестроились в боевые порядки, выслали вперед разведку. Те вскоре вернулись, сообщив, что ворота в городок завалены бревнами и внутри находится несколько десятков человек защитников.

Истомленные ожиданием первой схватки, воины крутили на месте коней, умело управляя поводьями, заставляли их подняться на дыбы, размахивали обнаженными саблями, грея мышцы.

Перед городком расстилалось большое поле, видимо служащее выпасом для скота. На нем Кучум построил свои сотни, выдвинув вперед лучших стрелков. Сам он с несколькими нукерами направился к стенам, высота которых едва превышала рост человека. Как только он приблизился к ним, оттуда вылетело несколько стрел, но, не долетев до всадников, на излете воткнулось в мягкую землю.

Два нукера вылетели вперед и прикрыли хана своими щитами.

Кучум поискал глазами место, где могла бы скрыться конная засада сибирцев, но не нашел ничего подходящего. Видимо, в крепости были все, кто собирался противостоять его войску.

— Эй, кто у вас за главного, — крикнул он, сложив ладони у рта, в сторону крепости.

Над стенами появилась человеческая фигура, и хан услышал:

— Я, Карим-бек, отвечаю тебе. Чего ты хочешь, чужеземец?

— Хочу, чтобы вы открыли ворота, — без колебаний последовал ответ.

— И все? — прозвучал насмешливый голос. — А копье в зад свой не хочешь? — И ветер донес дружный хохот остальных защитников.

— Знаешь ли ты, с кем разговариваешь, скотина? — возвысил голос Кучум.

— А как же… с бухарской собакой! — проорали со стен.

— Я заткну ваши поганые глотки, сибирские ублюдки! — не сдерживая себя, завизжал разгневанный окончательно хан. И взмахом руки послал сотни на штурм. — Никого не жалеть, — рубанул рукой воздух. — Никого! Развернувшись цепью, прошла первая сотня… На полных рысях она промчалась под стенами, громко улюлюкая и крича на все лады. Всадники выпустили поводья, управляя лошадьми плотно сжатыми коленями. В руках у них сжаты луки, непрерывно выбрасывающие длинные стрелы.