Осколки детских травм. Почему мы болеем и как это остановить - Донна Джексон Наказава

Несмотря на все это, Кенделл дожила до двадцати лет с мыслью, что у нее нормальные родители.

– Нет, в самом деле. Они были красивы, мы жили в роскоши и часто путешествовали. Они помогали моему колледжу. Я не задумывалась, нормально ли то, что я переживаю. Я считала, что у меня прекрасное детство, просто это я – проблемный ребенок. И мне было очень стыдно за то, что я такая. Эти проблемы со стулом, эта тревожность… Как только я приходила куда-то, я усиленно искала туалет. Я была ненормальной. – Кенделл надолго замолкает, а потом говорит: – Я впитала в себя то, как моя мать воспринимала меня: что проблема не в моем здоровье, а во мне самой. Мать не упускала возможности сказать о моей ужасной бесхарактерности, и я укрепилась в мысли, что да, так и есть. Я воспринимала себя как недоразумение.

Пройдут годы, прежде чем Кенделл задумается: «Почему моя мать никогда не пыталась решить мои проблемы со здоровьем, почему она не сказала однажды: “Вау, что происходит? Как я могу помочь моему ребенку?”».

В возрасте двадцати двух лет, сразу после университета, Кенделл начала работать администратором в социальной службе.

– Однажды я увидела девчушку лет примерно двенадцати-тринадцати, она пришла к нам в офис со своей матерью. Мать выглядела встревоженной, а девочка все кружилась и кружилась без остановки. Я спросила у кого-то из коллег: «Такое вообще лечится?» И мне сказали: «Да, лечится. Это признак синдрома навязчивых состояний». Как же мне было горько! Почему же моя мать палец о палец не ударила, чтобы помочь мне?

Потом Кенделл устроилась работать специалистом по корпоративным мероприятиям. Ей нравилась эта работа, но…

– Отправлялась в дальние поездки, я изо всех сил старалась скрывать свою диарею, что было довольно трудно, и тяжелые приступы паники. К тому же мне уже исполнилось двадцать пять, а постоянного бойфренда у меня не было. Я знала, что больной меня никто не полюбит, и делала вид, что все нормально. Если бы меня кто-нибудь попросил охарактеризовать себя, я бы сказала, что у меня первобытный страх оскандалиться при всех, быть неидеальной. Ничего в моей жизни не было, кроме страха.

Однажды на пути Кенделл встретился человек, который проявил к ней участие.

– Старушка, бывшая соседка… Она хорошо знала нашу семью. Так получилось, что она переехала в тот же город, где теперь жила я, ее дом был рядом, и мы иногда ходили вместе пить кофе.

Пожилая женщина провела с Кенделл «большую терапевтическую работу».

– Она была свидетелем того, как я взрослела, и она знала определенные факты о моей семье: о самоубийстве моей бабушки и запоях, пусть и редких, моего отца.

Соседка сказала, что у отца Кенделл был «достаточно серьезный эпизод депрессии», что он мог быть агрессивным, что далеко не все считали его идеальным семьянином.

– Для меня это было полным откровением, – призналась Кенделл. – Но, с другой стороны, мне было немного неприятно слышать такое. Ведь это были мои родители. Правда, к тому времени почти все связи между нами прервались. И… к этой женщине я очень привязалась, ведь едва ли не впервые ко мне с таким участием отнесся человек много старше меня.

Кенделл так хорошо промыли мозги воспитанием, что она не обратилась к врачу, даже став взрослой. Она вышла замуж в возрасте тридцати пяти лет, и после рождения первого ребенка у нее случился физический упадок.

– У меня было сильное головокружение, а слабость не давала заниматься самыми простыми домашними делами. Я почти все время лежала ничком и могла впихнуть в себя совсем чуть-чуть еды. Для малышки пришлось взять няню.

Однажды Кенделл ехала за рулем, и ее начало рвать. Пришлось остановиться. Она была в ужасе.

– Меня так воспитывали, что я полагала: у меня нет права болеть. Но как же быть? У меня маленькая дочка, что будет, если со мной что-то случится? Нет-нет, я просто обязана немедленно поправиться!

Движимая этой мыслью, Кенделл отправилась к врачу. Заподозрив у нее «хрестоматийный пример непереносимости глютена», доктор был крайне удивлен тем, что она не обратилась раньше.

Анализы подтвердили глютеновую энтеропатию, аутоиммунное заболевание, при котором тонкий кишечник не воспринимает белок глютен, содержащийся в злаковых. Если не соблюдать диету и не лечить эту болезнь, развивается хроническое воспаление оболочки тонкого кишечника, что ведет к коликам, вздутию живота и диарее. Нарушается также работа других органов, и анемия, как правило, возглавляет список неприятных симптомов. У Кенделл также выявились проблемы со щитовидной железой – у нее был аутоиммунный тиреоидит. А частые обмороки врач объяснил расстройством вегетативной нервной системы. Позже было выявлено еще одно аутоиммунное заболевание: синдром Шегрена, патологическое поражение соединительной ткани.

Кенделл почувствовала себя инвалидом. Сначала она попыталась объяснить для себя «полное неведение» тем, что двадцать пять лет назад, возможно, непросто было поставить диагноз. Но доктор сказал, что ее случай был слишком очевидным, детские гастроэнтерологи могли бы его без труда распознать, если бы родители Кенделл забеспокоились. Но они этого не сделали.

– Много лет назад я стала жертвой халатности со стороны родителей, – говорит Кенделл. – У меня до сих пор в голове это не укладывается. – Потом она улыбается: – Но я все-таки поняла, что все происходящее не было моей виной.

* * *

С Кенделл я познакомилась случайно. Она прочла в Интернете мою статью о взаимосвязи между негативным опытом детства и заболеваниями во взрослой жизни и написала мне. Я позволю себе процитировать ее письмо:

«Когда я ознакомилась с вашей статьей, я была поражена. Это было одно из самых ярких откровений в моей жизни. Это про меня, поняла я. К тому времени я уже все разложила по полочкам и сделала вывод, что мое внешне благополучное детство нанесло мне много эмоциональных увечий, но что увечья были еще и физическими – об этом я как-то не думала. Мне всегда казалось, что если вы не пережили сексуального насилия или не получали тумаков, то не на что жаловаться. Но оказывается, нашей иммунной системе не важен источник стресса. Она не видит разницы между насилием, насмешкой и равнодушием. Будучи ребенком, я не могла в этом разобраться».

Кенделл думает, что у нее была генетическая предрасположенность к непереносимости глютена и навязчивым состояниям, но атмосфера, в которой она росла, «превратила тлеющую искру в полыхающий пожар».

Результат Кенделл в анкетировании по негативному детскому опыту равен шести.

«Я стараюсь не злиться и не обвинять родителей, – пишет она. – Я была маленьким чувствительным ребенком, принявшим на себя ту же ношу пренебрежения, то же дурное обращение и недостаток воспитания, который мои родители испытали на себе когда-то. И они передали это мне – потому что их научили именно этому».

* * *

У многих женщин, переживших травмирующий опыт в детстве, развивается целый букет заболеваний. И в этом женщины опережают мужчин, что само по себе вызывает тревогу. Сюда, однако, надо добавить еще один фактор: изначально женщины получают в детстве больше негативного опыта.