Ангел для сестры - Джоди Пиколт

Когда Эмельда пошла на сестринский пост и оставила нас одних, Брайан взял меня за руку.

– Как ты?

Мое лицо исказилось гримасой боли от очередной схватки.

– Хочу, чтобы уже все закончилось.

Он улыбнулся мне. Для него, фельдшера-пожарного, обычные роды в больничных условиях не были чем-то экстраординарным. Вот если бы у меня отошли воды во время столкновения поезда или если бы я рожала на заднем сиденье такси…

– Я знаю, о чем ты думаешь, – прервал он мои мысли, хотя я не произнесла ни слова, – и ты ошибаешься.

Он взял мою руку и поцеловал костяшки пальцев. Вдруг во мне словно оборвался якорь и цепь толщиной с руку завертелась в животе.

– Брайан, – застонала я, – позови врача!

Вошел врач-акушер и сунул руку мне между ног. Посмотрел на часы.

– Если потерпите еще минуту, то этот ребенок станет знаменитостью, – обронил он, но я покачала головой.

– Вытаскивайте, – приказала я. – Немедленно!

Доктор посмотрел на Брайана.

– Подумайте об удержании налога, – сказал он.

Я подумала о наших сбережениях, но они не имели никакого отношения к налоговой службе. Головка ребенка выскользнула из складок моей кожи. Доктор поддержал ее, размотал обвившуюся вокруг шеи пуповину и высвободил одно за другим плечики.

Я приподнялась на локтях, чтобы посмотреть, что происходит там, внизу.

– Пуповина, – напомнила я ему. – Осторожно!

Он перерезал и быстро вынес эту драгоценность туда, где ее заморозят и будут хранить, пока она не понадобится Кейт.

Кейт перевели на режим подготовки к трансплантации на следующее же утро после рождения Анны. Я спустилась из родильного отделения в рентгенологию, чтобы навестить Кейт. Мы обе были одеты в желтые больничные халаты, и это ее рассмешило.

– Мама, мы подходим друг другу.

Ей дали детскую дозу транквилизаторов, и в другой ситуации это было бы смешно. Кейт не чувствовала своих ног. Она падала каждый раз, когда пыталась встать. Я вдруг подумала, что именно так Кейт будет выглядеть, когда впервые напьется персикового шнапса в старшем классе или в колледже. Потом напомнила себе, что Кейт, возможно, не доживет до такого возраста.

Когда пришел терапевт, чтобы забрать ее в рентген-кабинет, она вцепилась в мою ногу.

– Солнышко, – успокоил ее Брайан, – все будет хорошо.

Она замотала головой и прижалась крепче. Когда я присела, она обняла меня.

– Я буду все время смотреть на тебя, – пообещала я.

Комната была большой, с расписанными стенами. Были видны встроенные в потолок акселераторы и углубление под процедурным столом. Рентгенолог положила толстые овальные свинцовые пластины Кейт на грудь и велела ей не двигаться. Она пообещала дать Кейт наклейку, когда все закончится.

Я смотрела на Кейт через защитную стеклянную стенку. Гамма-лучи, лейкемия. На эти вещи не обращаешь внимания, пока они не становятся достаточно сильными. Чтобы убить тебя.

В онкологии есть свои неписаные правила, в которые все верят: если тебе не очень плохо, ты не поправишься. Следовательно, если тебе ужасно плохо после химиотерапии, если радиация обожгла твою кожу – это к лучшему. С другой стороны, если ты быстренько прошел курс, испытывая только легкую тошноту или боль, скорее всего, твое тело не отреагировало на лекарства и никакого результата не жди. Если верить в эти приметы, Кейт наверняка должна была выздороветь. В отличие от прошлогоднего, этот курс лечения превратил девочку, у которой раньше не было даже насморка, в настоящего инвалида. После трех дней облучения у нее началась постоянная диарея, и ей опять пришлось надеть подгузники. Сначала это её смущало. Теперь же ей было так плохо, что она не обращала внимания. В течение следующих пяти дней ее горло покрылось слизью и она все время хваталась за всасывающую трубку, будто утопающий за соломинку. Когда Кейт просыпалась, она только и делала, что плакала.

На шестой день, когда количество белых кровяных тел и нейтрофилов начало быстро уменьшаться, ее перевели в изолятор. Любой микроорганизм в мире мог теперь ее убить. Поэтому от мира нужно было оградиться. Посещение было ограничено, а те, кому разрешали войти, выглядели как космонавты в своих халатах и в масках. Кейт приходилось читать книги только в перчатках. Никаких растений или цветов, ибо они переносят бактерии, которые могут убить. Каждую принесенную игрушку нужно было протирать дезинфицирующим раствором. Медвежонок, с которым она спала, был завернут в полиэтиленовый пакет. Пакет ночью шуршал, и от этого она иногда просыпалась.

Мы с Брайаном сидели в приемной и ждали. Пока Кейт спала, я тренировалась на апельсине делать уколы. После трансплантации Кейт понадобится пройти курс уколов, и это придется делать мне. Я вогнала иглу в толстую кожуру, пока не почувствовала, как поддалась мякоть внутри. Я буду вынуждена делать подкожные инъекции. Лекарство нужно вводить прямо под кожу под правильным углом и при определенном давлении. В зависимости от того, как я введу иглу, боль будет большей или меньшей. Апельсин, конечно, не плачет, когда я ошибаюсь. Но медсестры говорят, что с Кейт все будет примерно так же.

Брайан взял другой апельсин и начал его чистить.

– Положи на место!

– Я хочу есть, – он кивнул на фрукт в моих руках. – У тебя уже есть пациент.

– Это чей-то апельсин. Бог знает, чем его накололи.

Неожиданно из-за угла показался доктор Шанс и направился к нам. Донна, медсестра из онкологического отделения, шла за ним, размахивая пакетом для внутривенного вливания с темно-красной жидкостью.

– Оркестр, туш! – скомандовала она.

Я отложила апельсин и пошла за ними в приемную, чтобы переодеться и получить право приблизиться к своей дочери на три метра. За несколько минут Донна прикрепила пакет к штативу и подсоединила капельницу к катетеру Кейт. Та была так ослаблена, что даже не проснулась. Я стала с одной стороны, а Брайан с другой. Стараясь не дышать, я смотрела на бедра Кейт, на кости таза, где вырабатывается костный мозг. Каким-то чудом стволовые клетки Анны через кровь Кейт попадут в ее таз и найдут именно то место, где их ждут.

– Итак, – произнес доктор Шанс. Мы все смотрели на кровь, которая медленно двигалась по трубке, – шанс на спасение.

После двух часов совместного проживания с моей сестрой я переставала верить, что мы когда-то мирно уживались в одной матке. Изабелл уже выстроила мои диски по году выпуска, подмела под диваном и выбросила половину продуктов из холодильника.

– С датами нужно дружить, – вздохнула она. – У тебя йогурт со времен правления демократов в Белом доме.

Я громко хлопнула дверью и посчитала до десяти. Но когда Иззи подошла к плите, намереваясь ее помыть, терпение мое лопнуло.