22 июня, ровно в четыре утра - Влад Тарханов

слышно заскулила. Арам впервые за много лет позволил себе при детях какое-то подобие ласки: он коснулся ладонью головы жены и произнес:

— Успокойся, Аннуш, нам надо быть сильными.

Слова ли мужа подействовали на женщину, почувствовала ли она тревожные взгляды детей, но сумела собраться, встряхнуть себя, после чего выпрямилась, окинула детей почти что спокойным взором, а когда отец разлил вино и произнес, без пафоса, но весомо, уверенно:

— За наших воинов, за нашу Победу!

Анник к этому времени уже совершенно скрыла то отчаяние, что рвалось из ее души. Как же не хотела она отдавать ненасытному молоху войны всех сыновей! Но они ведь сами пошли, добровольцами! Разве можно их упрекнуть в этом? Они — мужчины, они достойны своего отца, нашего княжеского рода!

И только рано-рано утром, когда все еще спали, Анник стояла на коленях в храме и истово молилась Богу, так, как только может молиться мать, отправляющая детей на верную смерть.

Глава четырнадцатая. Матах

После молитвы на душе Анник наступило не то, чтобы спокойствие, скорее, некая успокоенность, она неожиданно поняла, что ей надо делать. Сейчас прийти и зарезать петуха, приготовить, раздать пищу самым бедным соседям, потом, потом надо будет собрать в доме людей — будем провожать воинов в армию, хорошо, что им только завтра отправляться, хорошо. Женщина не думала, что ее обряд с жертвенной птицей отдает чем-то языческим, нет, это был Матах — священный обычай, идущий из глубины веков, принесение в жертву чистого животного. Затем приготовленную пищу раздают больным и бедным. Этот обычай существовал с согласия Армянской апостольской церкви, и именно сейчас Анник почувствовала, что время Матаха пришло, что эта жертва должна быть принесена Богу, и что жертва не будет напрасной.

Когда она подошла к дому, произошло событие, которое укрепило ее в намерении совершить Матах. Перед воротами встретила почтальоншу, еще не пожилая женщина с иссушенным морщинистым лицом и глубокими черными глазами протянула письмо. Она увидела, что это письмо от Аркадия, и сердце ее ухнуло вниз. Дрожащими руками взяла письмо, почтальонша понимающе чуть кивнула головой и ушла. Женщина вспомнила, что она часто подменяла их почтальоншу, уже в возрасте немолодую, постоянно болеющую. Как радовались письмам соседи, когда она приносила, а сколько раз ей читать письма, грамотный человек в их квартале на вес золота. И писать ответы приходилось не раз и не два. Усилием воли Анник разорвала конверт, она понимала, что письмо было написано еще до войны, но ничего с собой поделать не могла, лоб покрылся испариной, только чудовищное усилие позволило развернуть лист тетрадной бумаги. Аркадий писал, что у него все в порядке, что на границе все спокойно, а если что и случиться, то они готовы дать отпор врагу. Интересовался ее и отца здоровьем, братьями и сестрами, ничего особенного, но женщине показалось, что Господь отозвался на ее молитвы, услышал ее, и она быстрым решительным шагом вошла в дом, чтобы выполнить все, что было на сегодня задумано.

Черный петух, браво топтавший курей в птичнике, так и не понял, за что лишился хозяйской милости, был быстро и сноровисто прирезан, выпотрошен и погружен в ведро с горячей водой. Пока Анник готовила жертвенное угощение, дочери начали готовиться к проводам. Конечно, больше всего старалась Нино, но и младшенькая, ее любимица, Розалик, старалась, как могла помогать — в этом плане ее семья была дружной, дети всегда помогали друг другу, а слово мамы или отца было для них законом. Впрочем, вскоре во двор вышел и Арам, по традиции, только он готовил плов, никому не позволяя вмешиваться в это священнодействие. Сейчас мужчина придирчиво осматривал большой казан, в котором должна была готовиться пища, что-то ему не понравилось, он взялся за тряпку и песок и принялся чистить стенки казана, доводя их до идеального, по его мнению, состояния. Он такой был по характеру, пока не добивался идеального выполнения — не успокаивался, его обувь поэтому всегда пользовалась спросом. «Арам делал!» — хвасталась на кокандском базаре торговка новой парой обувки, и ее товарки хорошо понимали, почему она хвастается новой парой, и кто такой Арам, тоже хорошо понимали. Ей понравилась в муже именно эта неторопливость, основательность, внимание к мелочам, когда она, дочка пусть и порядком разорившегося, но все-таки карабахского князя, вышла замуж за простого сапожника, пусть и владельца небольшой мастерской. Вот и сейчас — все будет строго по плану — вычистит котел, потом достанет и будет разделывать мясо, выложив его на стол, потом будет резать овощи, при этом точно ориентируясь на количество приготовленного мяса, а потом будет резать курдючное сало и готовить топленое масло — без топленого масла плов ведь не плов, отмерит и промоет рис, а от риса будет зависеть количество специй. И только приготовив все компоненты мужчина займется приготовлением плова, выкладывая их в котел, огонь для которого уже разжигают сыновья. Приготовление плова — дело долгое, спешки не терпит.

Пока готовился петух, Анник невольно стала вспоминать, как они оказались в этом доме. Когда она с тремя детьми приехала в Ташкент, солнце приближалось к полудню, она напоила детей, тут же, на вокзале, перекусили нехитрой снедью, собранной в дорогу — лепешками с овечьим сыром, вещей было не так уж и много, но их было четверо, так что узлы с поклажей занимали и место, да еще и отвлекали внимание, хорошо, что основной груз взяли на себя сын и старшая дочка. А потом они пошли искать жилье. Женщина понимала, что снять жилье в центре города или недалеко от строительного техникума, в котором учился Аркадий, нереально, точнее, слишком дорого, она не могла себе это позволить. А вот не совсем в центре, ближе к городской окраине, это было возможно. Они прошли уже три улицы и ничего не нашли, когда вышли на эту улочку, как и все остальные, узкую, с высокими глинобитными заборами, за которыми угадывались высокие абрикосовые деревья. В третьем доме ей повезло, пожилая узбечка по имени Мириам согласилась сдать им комнату, комната была небольшой, но имела отдельный вход, часть двора тоже оказалась в их распоряжении, единственным условием было то, чтобы дети не шумели, на что Анник сразу же согласилась. В тот же день она нашла Аркадия, который в чайхане занимался, сосредоточенно читая учебник. Он не сразу заметил маму, а когда заметил, смутился, лицо его стало пунцовым, он даже не нашел слов. Анник тоже молчала, потом подошла к сыну, обняла, и они