Рыцарь без ордена - Андрей Легостаев

Блекгарт, ничего не понимая, повинуясь жесту отца, встал и Роберт повесил на него знак посольской власти и неприкосновенности.

— Вы не будете возражать если я напоследок выпью вина с кем-нибудь из ваших гостей.

— Конечно, граф, ведь на то и пир….

При полном молчании Роберт взял полный кубок вина и, обойдя почетный стол направился к месту, где сидел (а вернее уже стоял) Найжел. Граф чувствовал, что взгляды всех присутствующих, даже самых последних слуг, устремлены на него. И тишина — ни кубок не звякнет, ни собака не гавкнет, лишь кто-то нервно кашлянул и поспешил прикрыть рот ладонью. Орестай насмешливо смотрел на него.

— Мы, арситанцы, народ медлительный и спокойный, — ни к кому в отдельности не обращаясь и глядя в лицо Найжела громко произнес граф. — А вот некоторые из орнеев чересчур разгорячились одним-единственным поцелуем и им следует освежать голову холодной водой!

Граф изменил путь, в два шага поравнялся с Орестаем и резким движением вылил содержимое кубка ему на голову.

Найжел одобрительно хмыкнул, кто-то в задних рядах даже хлопнул от восторга в ладоши, но на него тут же зашикали остальные.

Орестай не долго думая, словно был готов к этому, ударил кулаком графу в подбородок. Граф запросто мог уклониться — ни одно движение грача не ускользало от опытного бойца, но он предпочел выдержать удар. Орестай вложил в удар всю силу правой, попал точно, куда метил, но арситанец даже не покачнулся. Роберт не спеша вынул меч, который, вообще-то, должен был передать Блекгарту вместе с лентой полномочного посла — только королям (или заменяющим их лицам)

дозволялось пировать в присутствии старейшины старейшин с оружием в ножнах.

— Больше я тебе не позволю коснуться меня, — грозно усмехнулся граф. — Ни в виде удара, ни в виде лукавого поцелуя. За такие действия рыцарь убивает оскорбителя. Но я не нападаю на безоружных. Отправимся туда, где ты сможешь взять в руки меч, а не сотрясать воздух пустыми словесами и потрясением кулаков.

— Я убью тебя голыми руками, мне не нужен меч!

— Я спрашиваю: где и когда? — спокойно спросил Роберт.

— Это уже не он, и не вы, благородный граф, будете решать, где вам выяснять отношения, — раздался голос старейшины. — Древний обычай орнеев строг и однозначен на этот счет.

Вокруг графа и Орестая тут же сомкнулось кольцо вооруженных воинов, готовых пустить оружие в ход; их предводитель посмотрел на повелителя, который медленно вставал со своего кресла.

Невольные многочисленные свидетели происшествия не могли сдерживать своих эмоций:

— А я-то уж подумал, что граф струсил… хотел спрятаться за посольской неприкосновенностью…

— Этот Орестай сам хорош… слишком вызывающее его поведение в последнее время уже не раз…

— Он вел себя как воин и как воин готов отвечать за свои слова…

— Орестай мог выбрать время и получше, чем на свадьбе сына старейшина…

— Кому как, а мы сегодня насладимся зрелищем поединка…

— Хоть об этом арситанце и рассказывают чудеса, но ведь нельзя же не верить собственным глазам — он уже стар и обрюзг…

— .. но я бы не хотел оказаться с ним один на один там, на месте поединка…

— Орестай глуп, конечно, но он подвижен и ловок, я однозначно против него коня бы не поставил. Да и что попроще заложить — тоже десять раз подумал бы…

— Оскорбление на пиру старейшины… о таком я только слышал…

— Древний закон… Они будут биться на смерть…

— Через час, чтобы видели те, кто присутствовал при оскорблении старейшины старейшин… так требуют традиции…

— Но ведь посол — арситанец, на него не…

Старейшина старейшин поднялся во весь рост и властно хлопнул в ладоши, требуя тишины. Брови повелителя орнеев слились в изломанную черную черту над переносицей.

— Я все видел! — провозгласил он. — Граф Роберт Астурский и Орестай из клана грача оскорбили друг друга перед нами, лучшими из лучших всех кланов орнеев. Все помнят обычай предков — вынести ссору перед всеми, значит отвечать жизнью. Как и предки, мы сейчас не должны разбирать, кто из этих двоих прав, а кто виноват — все во власти неба и наших покровителей, которые могут быть не только милостивы, но и суровы. Бой по законам предков должен состояться, иначе я обязан приказать казнить обоих. Но граф Астурский — не орней. Он неподвластен нашим обычаям. Я не помню в хрониках или преданиях подобного случая, и решаю так: он может сейчас уйти и немедленно покинуть нашу страну, а если он когда-нибудь появиться, любой имеет право предать его в руки палача. Но сейчас любой орней может отстоять его честь.

Роберт, как и Орестай, окруженный вооруженными стражниками, хотел было что-то сказать, но к главному столу вышел Найжел.

— Я мог бы защитить честь своего старого друга…

Старейшина уже было открыл рот, чтобы запретить ему говорить дальше, ибо все равно Найжел на бой выйти не имеет права до рождения наследника, но тот, заметив движение правителя, быстро закончил:

— Однако граф Роберт Астурский ни в чьей защите не нуждается. Он сам может постоять за себя! Перед лицом предков уж больше дюжины лет назад мы смешали кровь друг друга в священном ритуале! В его жилах течет кровь орнея, моя кровь, пусть ее и совсем мало.

— Что ж, — медленно произнес старейшина старейшин. — В таком случае решение остается за графом. Он может уйти, как арситанец или подчиниться нашему обычаю, как орней…

— Я своих решений не менял, — спокойно ответил Роберт. — Мне, а в моем лице и всем арситанцам, нанесено оскорбление. Я готов поступить, как подобает рыцарю.

Слова графа Астурского, как бы кто из присутствующих к нему не относился лично, были восприняты как должное; во всяком случае, они никого не удивили.

— Но, может быть, благородному графу неизвестен наш закон, по которому вам предстоит защищать не только честь, но и жизнь. Возможно…

Граф улыбнулся и покачал головой, показывая, что конкретные условия сейчас, когда решается сам вопрос, его не интересуют — что скажут хозяева, так и будет.

— Хорошо. — Старейшина еще раз хлопнул в ладоши. — Через час по древним обычаям будут биться Орестай из клана грача и граф Роберт Астурский, побратим Найжела, главы клана вепря. Подготовить все к поединку и пусть победит достойнейший! — Он вдруг кинул беглый взгляд на сидевшую справа от него принцессу и добавил: — Прекрасная Гермонда, дочь моя, вы своим сигналом начнете смертельный поединок.

Он сел, показывая, что сейчас по этому поводу сказать больше нечего. Перед ним стольничий поставил новую перемену и старейшина руками разорвал запеченную куропатку. Он ел, словно ничего не произошло. Он знал, что приготовления к поединку уже ведутся, что песочные часы, отмеряющие положенное время, уже перевернуты и все жрецы и герольды, которым надлежит соблюдать ритуал уже предупреждены.