Игра ангела - Карлос Руис Сафон

— Вы художник, вам хочется создавать произведенияискусства, делать высокую литературу, нечто, что идет от сердца и благодарячему ваше имя будет выведено золотыми буквами на скрижалях всемирной истории.

— В ваших устах это звучит почти смешно, — заметиля.

— Потому что так оно и есть, — вставил Эскобильяс.

— Нет, совсем нет, — перебил Барридо. — Этопо-человечески объяснимо. А мы гуманны. Я, мой компаньон и Эрминия. Она же,будучи женщиной и существом редкой чувствительности, самая гуманная из насвсех. Правда, Эрминия?

— Гуманнейшая, — подтвердила Отрава.

— А так как мы гуманны, мы вас понимаем и хотимподдержать. Мы ведь гордимся вами и убеждены, что наш успех зависит от вашего,и, кроме того, в нашей фирме прежде всего отдают должное людям, а не цифрам.

Завершив фразу, Барридо сделал драматическую паузу.Возможно, он ожидал, что я взорвусь рукоплесканиями. Но так как я непошевелился, он поспешил продолжить речь:

— Поэтому я хочу предложить следующее: возьмите полгодаили девять месяцев, если необходимо — все же роды есть роды, — запритесь вкабинете и пишите главный труд своей жизни. Закончив роман, принесите его нам,и мы опубликуем его под вашим именем, костьми ляжем, поставим на карту все. Ведьмы на вашей стороне.

Я перевел взгляд с Барридо на Эскобильяса. Отрава готовабыла разрыдаться от полноты чувств.

— Разумеется, никакого аванса, — уточнилЭскобильяс.

Барридо взволнованно взмахнул рукой:

— Итак, что скажете?

Я приступил к работе в тот же день. Мой план был прост какдважды два: днем переписывать книгу Видаля, а ночью работать над собственной. Ясобирался наточить и отполировать до блеска убогий арсенал средств, которымменя вооружил Игнатиус Б. Самсон, и заставить его послужить тому немногомудостойному и благородному, что еще оставалось в душе — если там что-тосохранилось. Я писал из благодарности, от отчаяния и во имя тщеславия. Я писалв первую очередь для Кристины, чтобы доказать ей, что я способен заплатить долгВидалю и что Давид Мартин, хоть и стоя на краю могилы, заслужил право смотретьей в глаза, не стыдясь своих смешных надежд.

Я не пошел больше в клинику доктора Триаса. Я не видел в томнеобходимости. В день, когда наступит конец и я не смогу ни написать, ни дажепридумать ни одной строчки, я пойму это первым. Мой верный и не слишкомразборчивый аптекарь исправно снабжал меня пилюлями с кодеином, сколько бы я нипопросил, а иногда кое-каким десертом, от которого огнем занималась кровь,точно взрывом динамита сметало боль, уносило сознание. Я никому не рассказал опосещении врача и результатах анализов. Основные мои нужды удовлетворялисьеженедельной доставкой продуктов (по моему распоряжению) из крупнейшеготоргового центра бакалейных товаров «Кан Хисперт», находившегося на улицеМиральерс, за церковью Санта-Мария-дель-Мар. Заказывал я всегда один и тот женабор. Его обычно приносила дочь хозяев, девушка, смотревшая на меня, какперепуганная кабарга, когда я приглашал ее зайти в прихожую и подождать, покаищу деньги, чтобы расплатиться.

— Это твоему отцу, а вот это тебе.

Я всегда давал ей десять сентимов чаевых, и она молча ихпринимала. Каждую неделю девочка доставляла заказ и звонила в мою дверь, икаждую неделю я вручал ей причитающуюся плату и десять сентимов на чай. Я незнал, как ее зовут, и не помнил лица, вспоминая его, лишь когда девочка сновапоявлялась на пороге. Но в течение девяти месяцев и одного дня (ровно стольковремени отняла у меня работа над единственной книгой, которой суждено выйти подмоим собственным именем) девушка из бакалейного магазина была единственнымчеловеком, с кем я встречался сравнительно часто.

Кристина внезапно, не предупредив меня, перестала приходитьпо вечерам. Я начал опасаться, что Видаль разгадал нашу хитрость, но однаждывечером, дожидаясь ее (она отсутствовала почти неделю), я открыл дверь,полагая, что пришла Кристина, и оказался лицом к лицу с Пепом, парнем,служившим на вилле «Гелиос». Он принес посылку от имени Кристины, тщательнозапечатанную, содержавшую полную рукопись книги Видаля. Пеп поделился со мнойновостями. Оказалось, что отец Кристины страдал аневризмой и сделался почтиинвалидом. Кристина отвезла его в санаторий в Пуигсерде, в Пиренеях, где, послухам, одному молодому доктору удавалось лечить подобные заболевания.

— Обо всем позаботился сеньор Видаль, — добавилПеп. — Не считаясь с расходами.

Видаль никогда не оставлял в беде слуг, не без горечиподумал я.

— Она попросила передать вам это лично в руки. И никомуничего не говорить.

Юноша вручил мне посылку, радуясь, что избавился отзагадочного предмета.

— Она оставила какой-нибудь адрес, чтобы связаться сней, если потребуется?

— Нет, сеньор Мартин. Я знаю только, что отец сеньоритыКристины лечится в больнице под названием «Вилла Сан-Антонио».

Несколько дней спустя Видаль нанес мне один из своихимпровизированных визитов и просидел у меня весь вечер, потягивая мой анис,покуривая мои папиросы и рассказывая о несчастье, постигшем его шофера.

— Невозможно поверить. Мужчина крепкий, как дуб, ивдруг в одно мгновение падает замертво и уже даже не помнит, кто он есть.

— Как Кристина?

— Можешь представить. Ее мать умерла много лет назад, иМануэль — единственный близкий ей человек. Она взяла с собой альбом с семейнымифотографиями и показывает их бедняге в надежде, что память вернется к нему.

Видаль разглагольствовал, а тем временем его роман (аправильнее было бы сказать, мой роман) лежал стопкой на кофейном столе вгалерее, перевернутый лицевой стороной вниз, в каком-то полуметре от его рук.Он сообщил, что остался без шофера из-за болезни Мануэля и настоял, чтобы Пеповладел искусством вождения. Пеп считался неплохим наездником, но за рулемюноша в настоящий момент был сущей катастрофой.

— Дайте ему время. Автомобиль не лошадь. Секрет науки впрактике.

— Коли ты об этом упомянул… Мануэль ведь научил тебяводить, не так ли?

— Чуть-чуть, — признался я. — И это не такпросто, как кажется.

— Если твой новый роман не будет продаваться, ты всегдасможешь поступить ко мне шофером.

— Мы еще не похоронили несчастного Мануэля, дон Педро.

— Неудачное замечание, — согласился Видаль. —Прошу прощения.

— А как продвигается ваш роман, дон Педро?

— Полным ходом. Кристина увезла в Пуигсердуокончательный вариант, чтобы откорректировать и привести его в божеский вид,пока ухаживает за отцом.

— Приятно слышать, что вы довольны.

Видаль торжествующе улыбнулся.

— Кажется, это будет нечто грандиозное, — сказалон. — Я столько месяцев мучился оттого, что все ужасно, а недавно перечиталпервые пятьдесят страниц, которые Кристина перепечатала набело, и сам себепоразился. Думаю, тебя книга тоже удивит. Все-таки я еще могу тебя кое-чемунаучить.