Венецианский контракт - Марина Фьорато

– Тяжелый день, понимаю, – сказал он, прежде чем Аннибал заговорил. – Но завтра будет лучше: мои аптекари работали не покладая рук. – Валнетти заговорщически стукнул по своему клюву рукой в перчатке, а затем взмахнул плащом и хвастливо показал, что скрывалось за ним.

За спиной у него оказалась небольшая красная деревянная тележка на четырех колесах, на которой была намалевана фигура врача. В тележке страшно дребезжали крошечные стеклянные бутылочки. Аннибал взял одну и поднес к свету. Зеленый осадок прилип к стенкам склянки, когда он встряхнул её.

– Что это?

– «Уксус четырех разбойников», – гордо ответил доктор. – Его ещё называют «Марсельским уксусом». Мой собственный рецепт. Я немного изменил состав в соответствии со своими исследованиями. Меня удивляет, что вы не слышали о нем. Его использовали испокон веку в борьбе с Черной Смертью. Чему нынче учат в Падуе? В моё время в Салерно мы узнали о нем уже на первой лекции. – Он вздохнул, недовольный тем, что приходится всё объяснять, и начал нараспев рассказывать легенду. – Четырех разбойников из Марселя осудили за то, что они вламывались к больным, душили их в постели, а затем грабили. За это их приговорили к сожжению, но судьи удивились, почему разбойники сами не заразились. Эти негодяи признали, что чума действительно их не коснулась, и раскрыли свое тайное противоядие: уксус, который и получил соответствующее название. Суд потребовал от них раскрыть состав противоядия, обещая за это избавить их от сожжения.

– Что же с ними стало? – поинтересовался Аннибал.

– Их повесили, – произнес вскользь Валнетти, – но речь не об этом.

– Нет, конечно, – Аннибал был заинтригован. – Так какой же состав?

– Достаньте свои таблицы, – сказал Валнетти с важностью. – Это лучше записать. При иных обстоятельствах я не стал бы делиться такими знаниями с другим практиком, но если мы хотим сократить уровень смертности в этом сестиери и обогнать других врачей, то придется работать вместе, правда? – Он подошел к Аннибалу и достал пачку бумаг из рукава, затем, разделив её примерно поровну, отдал тому половину. – Таблица смертности. Бумажная работа, к сожалению. Нужно вписывать каждую душу, которую мы потеряли, даже бедную, – шмыгнул он носом. – Не считая вознаграждения от дожа и говоря строго между нами, я поспорил с другими пятью врачами на бочку гасконского вина, что в Сан-Марко мы потеряем меньше людей, чем в остальных районах. А теперь – слушайте.

Аннибал почтительно отложил таблицы и достал записную книжку с карандашом из рукава, хотя считал, что мало чему может научиться у своего начальника. Кроме того, Валнетти, казалось, совсем не заботился о своих пациентах, но разве Аннибал, любивший мериться силой с самой Смертью, разве он лучше? Смущенный, он начал записывать компоненты, которые перечислял Валнетти, загибая пальцы в черных перчатках:

– Розмарин и шалфей, рута, мята, лаванда, аир, мускат. Чеснок, корица и гвоздика, конечно; Святая Троица в лечении большинства болезней. Белый уксус, камфара. И, конечно, самые эффективные (и дорогие) ингредиенты – горькая и понтийская полынь.

– Artemisia absinthum и artemisia pontica, – вставил Аннибал, уязвленный пренебрежительным суждением начальника об его образовании.

– Опускаете травы в уксус на десять дней, – продолжил Валнетти, словно его не перебивали, – затем пропускаете через льняной рукав. Записываете?

– Да, да, – соврал Аннибал, который уже давно перестал писать. Это зелье – лишь успокоительное средство; случайная подборка трав и мазей не убьет, но и не вылечит. Он с сомнением посмотрел на начальника:

– Я должен разнести эти склянки по всем домам?

– Господь с вами, милый друг, нет! – воскликнул тот. – Каждая из них стоит целый дукат. Лекарство предназначено только для тех, кто может себе это позволить. Конечно, если купят две бутылочки – тем лучше. Хотя не настаивайте слишком усердно; мои ученики хорошенько поработали сегодня, так что до завтра мы больше не получим. – Он понизил голос и подошел так близко, что их клювы столкнулись, как у ворон, затеявших совещание. – Вот вам мой совет: если найдете мать, у которой заболел ребенок, – она заплатит сколько угодно.

Аннибал не слушал его. Он разглядывал намалеванного врача на красной тележке – с клювом и очками, аляповатыми красными кругами на щеках, символизирующими здоровье. Он казался смешным – как Пульчинелла, старый носатый персонаж commedia dell'arte. Более того, он был стервятником, готовым обобрать мертвых и умирающих – ничем не лучше четырех разбойников из Марселя. Аннибал почувствовал, что Валнетти всовывает ему ручку тележки.

– Тележку легко тянуть, смотрите; один дукат за каждую, помните, не меньше. Мои расходы нужно возместить. Продайте эту партию – больше у нас пока нет, а потом можете отоспаться. Касон? Касон? Куда вы?

Чувствуя подступившую тошноту, Аннибал бросил тележку и ушел. Не для этого он учился. Он направился к театру Фондамента Нуове, и миртовый дым сопровождал его, словно он фаустовский дух из самой преисподни. Там, на пристани, он, наконец, смог дышать. Аннибал снял маску, откинул мокрые от пота волосы, стряхнул дым с одежды, вдохнул солёный воздух и задумался.

Что если бы жителям этого города не пришлось томиться здесь, как селёдкам в бочке, и умирать? Что если бы они могли дышать этим воздухом, а не удушливым дымом горящего мирта? Если бы он мог увезти их, лечить так, как он задумал, – не колдовством и суевериями, а здравыми медицинскими предписаниями, чему он и посвятил годы обучения.

Он разом выдохнул ужасы этого дня и взглянул на море. Далеко на горизонте, сквозь бледно-жёлтый туман чумных костров, развернувшихся по всей лагуне, – там, где воздух был чистым и прозрачным, он увидел серебристую линию моря, прерывающуюся скоплением небольших островков. Остров стекла, остров кружев. А дальше – лазареты.

В глубинах его сознания зародилась смутная догадка, которая стала потихоньку обретать конкретные очертания.

Когда Фейра проснулась в то первое утро в Венеции, ей показалось, что отец уже мертв.

Сердце заколотилось в груди, и она замерла возле него, оттягивая момент, когда придется взглянуть на него, и боясь этого. Но та часть тела, к которой она прижималась, была у него ещё тёплой, а спина закоченела. Тепло дало ей надежду.

Она поднялась с носилок и потянулась. Скворцы на полуразрушенном карнизе уже проснулись и радовались новому дню. Она вышла наружу и увидела, что мир преобразился: светило ласковое солнце, облака, принесшие дождь и шторм, исчезли. Даже камни в стенах блестели своими стеклянными вкраплениями, и трава переливалась росой. Фейра почувствовала себя немного лучше. Возможно, её отец выживет.

Она направилась к колодцу, стоявшему посреди руин, – сегодня у неё было достаточно времени для того, чтобы приладить колесо. Так как ведра давно уже не было, она повесила на цепь обрывок отцовского покрывала и опустила его в колодец. Вытащив намокшую ткань, она высосала из неё всю воду, которая показалась ей удивительно свежей и чистой после вчерашнего ливня. Фейра снова намочила ткань, вернулась к отцу и выжала воду ему в рот, придерживая окостеневшие челюсти кончиками пальцев, чтобы он проглотил.