Вино с нотками смерти - Виктория Викторовна Балашова

станции таскал. Надо использовать! Опять же, как вспомню вашего, Герман Игнатьевич, осетра по-царски… Эх, прям слюнки текут! И смотрится он у вас на столе шибко солидно! Господам французам нос утереть!

Все удивились длинной речи обычно молчаливого Ванятки, но его патриотический порыв поняли. Выбор и правда был хорош: мало того, что осетр действительно смотрелся на столе отлично, обладал великолепным вкусом, так еще и не водилось никаких осетров в речке Сене — значит, блюдо не просто изысканное, но для французов вполне деликатесное.

Подойдя к огромному стеклянному коробу, в котором возлежала на льду почти двухметровая рыбина, Герман удостоверился, что осетр вполне свеж и три дня продержится. Сей холодильник был новшеством, которым ресторан снабдили в Москве, дабы не рыскать по Парижу в поисках необходимого. В стеклянный короб следовало регулярно класть лед, который давал не просто холод — вкупе со специальным ионизатором, тот выдавал холодный пар, сохранявший продукт в свежести особенно долгий срок. Осетра изначально хотели подавать государю в поезде, но из-за большого размера решили оставить до нормальной ресторанной кухни. А государь в плане рыбы прекрасно обошелся навагою, стерлядкой и судаком.

— Осетра вашего можно вполне засунуть в электропечь, прибывшую с моим грузом, — откашлявшись, предложил Эрнест Аркадьевич.

— Воспользуемся, — кивнул Герман Игнатьевич и продолжил просмотр своих пометок. — Хороша идея с поросенком, фаршированным гречкой и грибами. Гречки не знают за пределами нашего Российского государства, а уж с поросенком пойдет совсем хорошо. Простите, Ольга Михайловна, но ваш списочек не годится вовсе. Сэндвичи с огурцом и сыром пармезан хороши для подачи в Великой Британии, да и то, боюсь, не в качестве plats de résistance. Опять же, помидор с моцареллой и листиками базилика… Посему двинемся дальше. Неплохой вариант — гусь, фаршированный яблоками и черносливом с моченой брусникой. Все в наличии есть. Отлично!

— Для экономии времени предлагаю еще с вечера поставить поросенка готовиться в медленноварку, — опять встрял Эрнест Аркадьевич.

Кое-кто вспомнил, как недавно весь Петербург смеялся над этим, с позволения сказать, изобретением. В каждой русской избе такая «медленноварка» стоит. И называется она — русская печь. Ставит в нее хозяйка с утра или вечера горшок, и томится в нем еда, сколько нужно, и не остывает.

— Хм, а ведь у нас тут с вами русской печки нет, — заметил Герман Игнатьевич. — Положим поросенка в вашу медленноварку, Эрнест Аркадьевич. Времени мало, да и людей тоже. Не будем забывать, друзья мои, что часть наших работников помогают французским поварам готовить для государя-императора, несколько человек готовят для посетителей выставки. Основные силы бросим на осетра. Поросенка засунем с вечера в медленноварку… Не посохнет он там, Эрнест Аркадьевич, как мыслите?

— Не должен. У меня там специальное управление. Все отрегулирую в лучшем виде!

— Так, гуся в новую печь, которая нагревает магнитными волнами. Господин Попов переделал ее из своей радиостанции, хотя, по слухам, и сам не понимал, как она работает. Ваня, пока проверь все продукты, будь добр. Количество согласно рецептуре я тебе напишу.

Накануне первого тура ресторанной гонки, казалось, все шло как по маслу. Продукты Герман Игнатьевич проинспектировал, удостоверившись в их наличии и свежести. Однако, когда шеф-повар сел в четыре часа по полудню попить чаю, на кухню ворвался Ваня с криками:

— Порось пропал! Порось пропал!

— Как пропал? — Герман Игнатьевич аккуратно поставил чашку на блюдце и нахмурился. — Только ж пару часов назад в клетке сидел.

— Я и говорю — пропал порось наш! А мы одного порося привезли, — Ваня чуть не плакал, вытирая рукавом потный лоб. — Я везде искал, всех пораспрашивал. Французы, правда, по-нашему не изъясняются, но я им похрюкал — они поняли, Герман Игнатьевич. Не видали! Пропал порось!

— Так, Ваня, успокойся. Зови сюда, кто тут у нас сегодня есть.

Выяснилось, что к клетке с поросенком никто не подходил и близко. После инспекции продуктов она стояла в закутке, где лишенный солнечного света коротал время осетр в своем холодильнике. Осетр был на месте, поросенок сгинул.

— Ладно, на нет и суда нет, — постановил Герман Игнатьевич. — Дольше искать будем. Снарядить надо кого-нибудь на местный рынок. Французского поросенка купим. Думаю, они с нашими мало отличны. Только хрюкают картаво.

— Герман Игнатьевич, уж небось все закрыто, — пролепетал Ваня.

— Господин Бобрыкин, разузнайте, будьте любезны, где сейчас можем раздобыть поросенка. Если надо, съездим за город. Только адресочки раздобудьте местных помещиков.

Ольга Михайловна, доселе стоявшая поодаль и делавшая пометки в своем блокноте, выступила вперед.

— Поедемте в моей машине. То есть, в машине господина Каперс-Чуховского. Так будет однозначно быстрее. Извозчика сейчас в Париже не отыщешь, минибусы битком набиты. Машиной точно быстрее управимся.

Долго ездить по Парижу не пришлось. Знакомец Бобрыкина из русского посольства дал адрес женщины с окраины, у которой сам частенько брал свинину. Визжащего на всю ивановскую поросенка засунули в машину и повезли в русский павильон. Долго потом парижане и гости Всемирной выставки вспоминали, как по улицам ехал тарахтящий автомобиль, выпуская клубы пара, а из заднего окна торчало поросячье, визжащее рыльце. Нижнюю часть тушки изо всех сил удерживал Ваня Жуков, одетый в красную рубаху и картуз. Из уважения к местному населению крепких бранных слов он не употреблял, но после, помогая мяснику разделывать поросенка, впервые жалости к животному не испытывал, а где-то даже чувствовал удовлетворение.

На следующий день, наказав постоянно следить за наличием поросенка в медленноварке, Герман Игнатьевич лично приступил к приготовлению осетра. Тот, конечно, сначала «брыкался», пытаясь вырваться на свободу, но был угомонен, выпотрошен, посолен, поперчен, обмазан выжатым чесноком, сбрызнут лимоном. В то же время готовились слоеные корзиночки, которые предполагалось заполнить красной икрой и выложить на поднос с рыбой. Эрнест Аркадьевич подключал огромную электропечь. В итоге, когда она заработала, внутри замелькали синие разряды тока, напоминавшие молнии на грозовом небе…

Осетра засунули внутрь. Неожиданно он изогнулся, подпрыгнул, будто его поймали на удочку, а он пытался вырваться. Его бросило на дверцу электропечи, и та, не выдержав удара здоровенной рыбины, распахнулась.

— Держи его! — крикнул Герман Игнатьевич, видя, как выпотрошенный осетр выскакивает на пол кухни.

— Подобный случай был описан писательницей Мэри Шелли, — прокомментировала Ольга Михайловна.

Пока народ дружно возился с рыбиной: кто пытался оглушить ее молотком для отбивания мяса, кто поднимал с пола хвост и снова ронял его, кто подпихивал тушку обратно к электропечи, Ольга Михайловна установила треногу с фотоаппаратом и начала фотографировать, ослепляя борющихся с осетром вспышкой.

— Будьте любезны прекратить съемку! — крикнул Герман Игнатьевич. — Не видим же ничего! Все равно такое публиковать нельзя!

— Простите, что было описано