Неандертальский мальчик, или Большой поход - Лучано Мальмузи

Смех, опять аплодисменты.

— Кстати, об Угольке, — спохватывается Блошка. — Посмотрите, как здорово он все зарисовал.

И показывает мне серую каменную табличку, на которой наш художник изобразил углем страшное происшествие, прославившее меня: вот прыгает тигрица, а вот я сижу на корточках и жду, сжимая копье.

— Очень красиво… — шепчу я и чувствую, как слеза сползает по щеке.

— Но… почему ты плачешь? — удивляется Блошка.

— Тигрица была такая красивая… сильная… никого не боялась. Теперь ее дух будет скитаться по небу… ночами приходить ко мне. Не знать мне больше покоя!

— Неандертальчик прав, — соглашается Березка. — Нужно умилостивить ее духов-покровителей. Есть единственный способ сделать это.

— Какой? — спрашивает Умник.

— Оставить в живых ее детеныша.

Дедушка Пузан, несмотря на все свое ликование, мрачнеет.

— Но… это неслыханно! — возмущается он. — Глупость какая-то! Ведь нам нечего есть, мы — голодные! И потом, этот тигренок вырастет большой, как его мать, и когда-нибудь нам придется сразиться с ним. Нет, нет… это недопустимо, я этого разрешить не могу!

И все-таки разрешает.

Мы идем на разведку, находим следы тигров у пещеры и там отпускаем тигренка.

Он наверняка найдет себе другую маму…

Приближается весна, и теперь еды у нас вдоволь.

На лугу пробиваются свежие ростки, болота кишат насекомыми, личинками и прочей живностью, и наши девчонки с утра до вечера ловят лакомых паучков, сочных червячков, раков, мышат, ужей, лягушек, жаб, тритонов, а вечером готовят вкусный ужин.

И все же мы очень скучаем по дому, по нашему стойбищу, по уютным хижинам, по дядюшкам и тетушкам, но больше всего по мамам и папам.

Учебный год подходит к концу; мы уже знаем дорогу, не за горами лето, и одной луны нам точно хватит на обратный путь; после того как мы опробовали Плавунец, нам ничего не страшно. Но…

Всегда найдется какое-нибудь «но».

Дедушка Пузан, кажется, вбил себе в голову, что мы должны во что бы то ни стало добыть длинношерстного носорога, ибо другого случая может и не представиться.

Уж если и осталась где-нибудь хоть одна особь этого редкого животного, то только здесь, в месте, забытом всеми духами неба и земли.

У нашего учителя есть мечта — совершить какое-нибудь славное деяние, чтобы имя его вечно звучало в историях, которые старики рассказывают вечерами у костра. Такое прекрасное, значительное деяние, чтобы дяденька Пенек, Человек Историй, восхитился бы им и ходил даже по самым отдаленным стойбищам, так начиная свое волнующее повествование: «Теперь я расскажу вам о дедушке Пузане, великом охотнике, которому удалось добыть длинношерстного носорога…»

Но, чтобы войти в историю, он должен принести на стойбище самый драгоценный из трофеев: рог длинношерстного носорога! Он излечивает от всех болезней и дарует вечную молодость — так по крайней мере утверждает Беззубый Лось.

Мы разбили лагерь посередине обширного плато, и каждое утро дедушка Пузан уходит на разведку в боковые долины, прихватив с собой кого-то из нас. Дни, однако, проходят, а, если не считать каких-то козочек, нам ничего интересного не встретилось.

Сегодня утром Рысь заметила какие-то странные следы и сразу же позвала дедушку Пузана.

Старик выпучил глаза и запрыгал, как сумасшедший.

— НАШЛИ! НАШЛИ! — завопил он. — Это он! Это точно он!

— Ты уверен, дедушка? Это случайно не бизон?

— Проклятье, Неандертальчик, по-твоему, я выжил из ума? Всю жизнь я мечтал увидеть именно эти следы. Говорю тебе: это — длинношерстный носорог, даже целая семья носорогов… самец, судя по глубине отпечатков, весит по меньшей мере пять медведей.

— Де… дедушка, не позвать ли нам остальных? — заикается Щеголек.

— М-м-м… наверное, ты прав. Из этой долины ему не уйти. Она, насколько мне помнится, заканчивается крутым обрывом. Да, он попался. Но надо действовать осторожно.

— Что ты задумал? — интересуюсь я.

— Видишь ли, мы не сможем убить копьями такого крупного зверя, — рассуждает наш учитель. — Применим огонь. Молния, беги зови остальных да скажи, чтобы готовили факелы.

— Всех позвать? — спрашивает староста.

— Девочки пусть останутся присмотреть за лагерем, а мальчиков захвати с собой всех. — Потом, вспомнив встречу с тигрицей, спохватывается: — Нет, не всех… Кротика не надо.

Молния убегает вприпрыжку, а мы с бесконечными предосторожностями углубляемся в долину.

Мы идем весь остаток дня и на закате, как раз на фоне багрового солнечного диска, видим его.

Большой, могучий, уверенный в себе стоит на кромке обрыва зверь, ради которого мы проделали весь этот путь и преодолели столько опасностей.

Какой огромный самец! Время от времени он поднимает голову, принюхивается, но мы, к счастью, подошли с подветренной стороны.

Дедушка Пузан падает на колени, хватает горсть земли, посыпает себе голову.

Рядом с ним Уголек уже вовсю рисует.

Момент такой торжественный, что слезы подступают к глазам. Смотрю на гребень горы: большой носорог, нагнув голову, гонит прочь самку и детенышей.

И остается наверху один.

— Наверное, он нас заметил и отправил семью в безопасное место… — шепчет учитель.

— А… сам он не убежит?

— Нет. Он примет на себя удар и даст время своим укрыться.

Снова смотрю на могучий силуэт, уже почти слившийся с темным гребнем горы, и в сердце закрадывается какое-то неведомое доселе чувство: жалость… возможно, восхищение.

Тем временем подходят остальные.

— Теперь тихо, — командует дедушка Пузан и в мгновение ока зажигает огонь. — Вы знаете, что нужно делать, — прибавляет он.

Мы зажигаем факелы и, растянувшись полукругом по всей долине, медленно наступаем.