Блатной конвейер - Кирилл Казанцев

Все было бы ничего, если бы Седой в какой-то момент не «перегнул палку». Дело запахло бунтом, но этот бунт погасил не кто иной, как осужденный Резенков, известный уголовникам под кличкой Серж. Он вовремя вмешался, защищая кого-то из «мужиков», а во время самого разгара конфликта ему удалось сыграть на «понятиях» уголовного мира. Седого общество признало неправым, и его чуть не прирезали там же. Администрация поняла угрозу в последний момент и ничего другого не придумала, как снова заняться переводами.

В результате Седого убрали из этой зоны и «упечужили» куда-то в Якутию, от греха подальше. Но у Седого в зоне оставались дружки и подельники, которые могли не простить Сержу позора их авторитетного дружка. Пришлось и самого Сержа переводить из этой колонии. Так он попал ближе к дому — в Свердловскую область.

Вот тут-то, в учреждении УШ-235/15, он и познакомился с Фомой. И знакомство это случилось опять в преддверии трагических событий. Правда, эти события так и не произошли. Уголовная «почта» сработала исправно, и вслед за Сержем в Свердловскую колонию пришла «малява», где его пытались обвинить в страшных грехах и самым настойчивым образом рекомендовали «посадить на перо». Правда, за этой «малявой» стояли люди не очень авторитетные, и Фома решил распорядиться по своему разумению и не дал свершиться элементарной мести.

Он не столько не поверил в то, как повернули события, изложенные в послании, сколько решил сыграть на рост своего авторитета. Он принял решение защитить Сержа, пригреть его при себе. Цель была еще и в другом. Фома хотел лишний раз завербовать себе сторонника, помощника. Ведь Серж был из Екатеринбурга, как и сам Фома, а значит, на свободе их дорожки могли снова пересечься. Точнее, Фома намеревался сделать так, чтобы они пересеклись.

Но все получилось не совсем так, как планировал старый вор. Жизнь Сержа он отстоял перед уголовным обществом, но пригреть парня при себе ему так и не удалось. Этот Серж никак не хотел становиться его «приближенным», хотя «шестеркой» Фома его делать и не собирался. Этот угрюмый, неразговорчивый парень вообще был сам по себе. Фома решил его оставить в покое до поры до времени, полагая, что время у него еще будет, когда он выйдет на свободу. Или, как говорится в этой среде, «откинется».

Разумеется, Вовчик мыслей Фомы знать не мог, а знал он только хронологию и краткую суть всех тех событий, о которых ему рассказали очевидцы через вторые, третьи и другие руки. Зато Магомед сразу заподозрил, что появление Сержа в Екатеринбурге не было простой случайностью, что это не просто возвращение бывшего зэка домой. И не случайно Серж появился на рынке Магомеда, не случайно произошел тот инцидент с карманниками. Правда, строгий допрос пареньков, которых тогда задержал Серж, ничего не дал, подозрения все равно остались. И серьезные. Если Магомед замыслил свалить такого человека, как Фома, и занять его место под солнцем, предполагать надо было все, даже самое невероятное. Слишком уж хорошо и очень давно Магомед знал Фому.

— Да, — задумчиво сказал хозяин рынка, глядя на дорогу, — этот Серж парень не глупый. Или просто везучий. Ввязался в разборки и выбрался живым — это не каждому удается.

— Я не понял, тебя что-то смущает?

— Меня, Вовчик, в этой жизни мало что смущает. Гораздо чаще настораживает. Вот скажи мне, какое Фоме дело до какой-то «терки», до дел, которые творятся у черта на куличках в «Чучмекии»? Фома ничего не делает просто так, не такой он человек. А тут, гляди-ка, вступился, не дал порешить парня, рискнул поссориться с авторитетными ворами. Зачем ему это, а?

— Не, ну по понятиям он, конечно, прав, — солидно попытался возразить Вовчик.

— Да брось ты! Какие понятия? Понятия у всякой шестерни, они для них и придуманы, чтобы солидному вору можно было в этой жизни устроиться. Не-ет, тут дело в другом! Дела у Фомы с этим Сержем, нужен он ему зачем-то. Вот и секи последствия: Серж появляется на моем рынке как раз в тот момент, когда я шел по торговым рядами. И на моих глазах он тормозит щипачей. Оно ему нужно? Какое ему дело до этого? А дело такое, что он хотел мне на глаза попасться, нужность свою, пользу показать. А ниточка ко мне через него тянется от Фомы. Понял теперь?

— Думаешь, Фома его тебе подсунул приглядывать за тобой? А чего же он свалил?

— Например, понял, что я его прошлым интересуюсь. Вот и свалил! Это как раз несложно понять, сложно другое. А может около меня тереться еще кто-то от Фомы?

— Магомед, я не понял? Если ты Фому заказал, если ему жить осталось всего ничего, так что ты волнуешься?

— Мертвый Фома так же опасен, как и живой! — с неожиданной злостью ответил Магомед. — Пока я всю его шушеру не выведу вокруг себя, пока под корень не вырежу всех, спать мне спокойно нельзя.

— Так давай, я Сержа найду и кончу.

— Дурак ты, Вовчик, — с сожалением констатировал Магомед.

— А чего дурак-то сразу? — обиделся Вовчик.

— Ты его завалишь, а Фома узнает. Или дружки Фомы, кому он завещал это дело. Что подумают? Что Магомед специально Сержа кончил, Фому подставил, что Магомед передел задумал и кровища от этого льется. Это все равно, что объявление в газете дать! Смотреть за ним надо, а не кончать его!

В настоящей нормальной городской квартире Резенков не был уже давно. А ведь большинство людей живет, наслаждается жизнью, имея вот такую квартиру. Или чуть хуже или чуть лучше, но у каждого, почти у каждого, есть дом.

Сергей ходил по квартире Андреева. Он остро ощущал, как по-разному у людей складывается жизнь в этом мире. Пусть не тихо и спокойно, но большинство людей двигается по жизни куда-то вперед. Удачно, не очень удачно, но живут ровно. А на свою жизнь оборачиваться Резенкову не хотелось. Как будто не было ее, а были лишь отрывочные воспоминания. Дерганые, жестокие, страшные.

Начать все заново, начать как у людей? Только энтузиазма не осталось, жажды жизни не стало. Остались лишь обрывки воспоминаний и следы давней детской мечты о теплом южном море. И последняя надежда, что Андреев действительно поможет, как не неприятны были воспоминания о первом с ним знакомстве.

— Ты как насчет выпить? — крикнул из кухни Всеволод. — За встречу, за жизнь, за все хорошее, а?

— Давай выпьем, — согласился Сергей, разглядывая корешки книг в шкафу.

Звонок в дверь заставил его вздрогнуть. И сразу навалилось раздражение, чувство сожаления. Не хотелось ему видеть новых людей, не хотелось изменения обстановки. А когда Андреев пошел открывать, предположив вслух, что это наконец пришла Катя, Сергей совсем приуныл. Увидеть сейчас ту девушку, вспомнить, что тогда произошло, пять лет назад, увидеть причину своих бед — что может быть неприятнее?

Резенков стоял спиной к входной двери и смотрел на книги. У него даже спина онемела от ожидания, что вот она сейчас войдет, что-то скажет. И слова будут насквозь фальшивые, и радость встречи будет фальшивая. Не могут эти люди радоваться его появлению, потому что его появление — это напоминание о случившейся когда-то беде, о неприятностях, которые постигли того, кто хотел искренне помочь и пострадал один из всех.