Утомленная балом - Елена Лебедева

— Так поздно? Разве врачи принимают ночью?

Стаси улыбнулась:

— Придворный лекарь принимает в любое время. Остается обговорить детали. Едем!

Стаси распорядилась, и карета тронулась. Через полчаса подруги беседовали с сонным человеком, который старательно пытался вникнуть в их проблемы.

Лекарь понял одно: если сейчас не спасти от позора рыдающую белокурую женщину, то может случиться непоправимое. Речь шла о чести дамы. В сущности, он не в первый раз оказывал фрейлинам маленькие услуги, да и фрейлина Северина вела себя настолько любезно, обещая осыпать любыми благами, что отказать ей он не смог.

— Я готов предоставить помощь, — согласился лекарь. — Но для правдоподобия нужно наложить мазь и перебинтовать ногу. Елизавета Павловна, вы не возражаете?

Лиза была готова на все, что угодно. Она пошла за ширму, чтобы снять чулки, но не обнаружила их на себе. Вероятно, чулки остались на квартире у Мити. Делая вид, что разделась, Лиза села в указанное ей кресло и протянула ногу, а доктор аккуратно наложил бинты на лодыжку.

— А теперь, уважаемый, вы поедете с нами, — не терпящим возражений тоном распорядилась Стаси.

Доктор не ожидал такого поворота; он думал, что придется лишь подтвердить факт травмы. Однако отступать было нельзя.

Стаси первой вошла в дом Вересовых и о чем-то долго беседовала с разгневанным Николаем Степановичем. Благодаря уговорам Стаси, он смягчился. Лизу на руках занесли в гостиную. Настал черед доктора разговаривать с Лизиным мужем. Потом прибыла полиция, и Лизе снова пришлось объяснять, где она находилась. На рассвете дом опустел, и все заснули, кроме самой Лизы.

Утром Лиза первым делом попросила горничную приготовить ей ванну. Она чувствовала себя отвратительно. Вересов ни словом с ней не обмолвился, и это было дурным знаком. Муж чуть было не уличил ее в позорном падении. И если бы не свидетельства Стаси и придворного доктора, кто знает, чем бы закончилась история. Вересов был человеком добропорядочным, обманывать подобных людей Лиза считала смертным грехом. И она очень боялась, что за грехи провидение когда-нибудь ее накажет.

Утро нового дня выдалось прекрасным. Ранняя весна 1836 года решила отвоевать у слабеющей зимы сезонные права, в полной мере наслаждаясь собственной властью. Солнце припекало по-весеннему весело; снег, обильно выпавший ночью, а с утра начавший таять, превращался в бурные ручьи; сосульки оплакивали ушедшую безвозвратно зиму.

Лизу разбудила барабанная дробь капели по обитому жестью подоконнику. Она открыла глаза и улыбнулась. Чудесный весенний денек! Поднявшись, она направилась в детскую.

— Дети, вставайте! Грешно спать, когда на улице такая красота! Сегодня папенька повезет нас всех к Исаакию.

Няня, сидевшая с вязаньем в углу, отложила спицы, чтобы помочь Лизе одеть детей.

Умывались дети азартно: Сашенька плескался так, что норовил намочить нарядное платье Сони, а потом задорно хохотал над расстроенным видом сестры. Лизе пришлось дважды переодевать дочь.

Когда дети оказались умыты и собраны, Лиза скомандовала:

— Замечательно, теперь осталось позавтракать и в путь!

Всю дорогу дети радостно вскрикивали, видя опьяневших от весны голубей, воробьев и ворон. Сонечка, сидя на коленях у няни, пыталась считать птиц, а Саша, ухватившись за отцовский воротник и напоминая только что проснувшегося птенца, громко озвучивал увиденное.

Благодаря безоблачному дню, Исаакий хорошо просматривался издали. Лиза старалась разглядеть подробности: стройка напоминала проснувшийся по утру муравейник.

— Смотри, Николенька, как Исаакий замечательно виден!

Николай Степанович охотно поддержал разговор:

— Как только наружный купол достроим и покроем позолотой, Исаакий станет виден из многих точек Петербурга.

Лиза задумалась. Она думала о будущем Исаакия и о славе Монферрана. Возводимый им храм останется стоять на долгие века, славя его имя и показывая, на что способен талантливый человек. Архитектор не даром так тщательно подбирал людей для его возведения — в деле такого масштаба не могло быть мелочей, здесь нужно учитывать не только каждый гвоздь, но и то, с каким старанием этот гвоздь сделан.

Николай Степанович смотрел на жену с интересом:

— Что это ты, женушка? Не ревнуешь ли Монферрана к славе? Пустое! Монферран — гигант архитектуры, а слава — составляющая его успеха.

— Монферран снимает сливки, а кто-то тащит груз работы на своих плечах.

Вересов расхохотался.

— Смотри же, как раскипятилась! Да полно тебе, милый друг. Монферран — мозг проекта, без его мудрого руководства многое пошло бы не так. В нашем точном деле требуется человек, способный направить строительство по правильному пути. Недаром Исаакий несколько раз перестраивали. Не смогли архитекторы построить на этом месте ничего величественного, а Монферран может и строит! Только благодаря Монферрану в Петербурге теперь будет стоять памятник — символ великого города.

— Да, я знаю, ты боготворишь Монферрана.

— И есть за что. Через несколько лет ты сама убедишься, когда будет закончено внутреннее убранство. Монферран намеревается привлечь к работе великого Карла.

— Неужели Брюллова? Но ведь его нет еще в столице!

— Да, и все мы как раз ожидаем его триумфального возвращения. И тогда величайший из храмов обретет гениального мастера.

За разговорами они не заметили, как вплотную приблизились к Исаакию. Стаси ждала их в условленном месте.

Николай Степанович и Лиза вышли на брусчатую мостовую перед храмом, а няне с детьми велели сидеть в коляске.

— Рады тебя видеть. Извини, что немного опоздали, — Лиза прикоснулась губами к прохладной щеке подруги.

Вересов поцеловал протянутую ему руку.

— Обещаю исправиться.

— Я совсем недолго ждала. Итак, что мы сегодня увидим? Мы с Лизой жаждем зрелища!

Лиза предложила:

— Почему бы не взглянуть на город с высоты птичьего полета? С высоты купола собора?

Стаси возразила:

— Но это опасно! Да и как мы туда поднимемся?

— По лесам, — объяснила Лиза. — Так же, как и все рабочие.

Рядом послышался хохот. Николай Степанович редко смеялся так долго и весело, как сейчас.

Лиза упрямо повторила:

— Да, по лесам! И я не отступлю от желания.

— Лиза, ну что такое тебе взбрело в голову, — Вересов теперь смотрел на жену серьезно. — Что за блажь?!

— Это не блажь. Я не сдвинусь с места, пока ты не согласишься провести нас наверх.

Николай Степанович задумался. Иногда Лиза его поражала. Ведь ей далеко не шестнадцать лет, а ведет себя, словно капризный ребенок. После минутного замешательства он сдался: