Последняя ночь под звездами - Дарья Калинина

– Да! Сидит симпатичная женщина на входе. Примерно моих лет, но муж у нее давно умер, осталась одна, дети есть, но не везет им, то один без работы сидит, то другой в больницу попадет, то третий из института вылетит. Одним словом, тянет всех на себе мать. Хоть кусок черного хлеба с дешевым маргарином, но в рот дитятку сунет. – В голосе тети Гали послышался укор. Она явно не одобряла женщину, отдающую себя целиком и полностью своим великовозрастным детям.

– У вас в браке с Сергеем Фадеевичем, мы так поняли, детей не было? А до него?

– Нет. Все сидела, ждала своего Сережу. А когда познакомились, поздно мне было уже рожать. Так и не завели мы с ним ребенка, друг для друга стали жить. – И тетя Галя вновь заговорила о вахтерше в конторе, где работал ее муж: – Но сама Аглая Петровна очень хорошая женщина. Я с ней даже немного дружна. Если Леонид Борисович не поможет, я ей позвоню!

Леонид Борисович находился на своем рабочем месте и о случившейся драме ничего не знал. Поняв, кто ему звонит, немедленно осведомился, как у Сергея Фадеевича проходит отпуск и когда он вернется на службу.

– Потому что работы у нас очень много, дорогая Галиночка. Передайте мужу, что мы его очень ждем. Если сможет выйти пораньше, то я потом ему эти дни возмещу с лихвой!

Разумеется, тетя Галя в ответ снова расплакалась. Начальник принялся расспрашивать, в чем причина ее слез. И за охами, ахами и соболезнованиями прошла без малого четверть часа. Подруги уже устали слушать то, что прекрасно знали. Тетя Галя рассказывала, почему считает, что мужа убили. Начальник ахал, но по голосу было слышно, что Галине Александровне он не очень-то верит.

– Чего она перед ним распинается? – шипела Леся недовольно. – Всего-то и надо было, что спросить у мужика насчет писем!

И тетя Галя наконец спохватилась:

– Да, Леонид Борисович, дорогой… У меня есть к вам один вопрос.

– Галочка, чем сможем, обязательно поможем! Это не вопрос! Сегодня же сообщу о несчастье сотрудникам. Сергея Фадеевича у нас любили и ценили. Мы все скинемся на его похороны. И не только наши коллеги, но и из других коллективов люди подтянутся.

– Спасибо! Очень признательна. Но вопрос у меня о другом.

– О чем же?

– Леонид Борисович, вы не замечали, чтобы мой муж получал при вас какие-нибудь письма или записки?

– Служебного порядка?

– Нет, нет! Частного.

– Странный вопрос. Нет, не замечал.

– А вы можете спросить об этом у людей?

– Спрошу, конечно. А что за письма-то? Надеюсь, не любовные?

И мужчина глупо хмыкнул, поняв, что сморозил глупость.

– С угрозами, Леонид Борисович, – вздохнула в ответ тетя Галя.

– Да вы что? – задохнулся от волнения начальник. – Сергею и угрозы были? Это же все меняет! Теперь я верю, что он не сам отравился, а его отравили. Могли отравить. Вы сообщили об этих письмах в полицию, Галочка?

– Конечно. Но они и слушать не хотят. Мне бы хоть одно из этих гадких письмишек раздобыть. Вы уж расспросите, Леонид Борисович. Может быть, муж кому-нибудь из коллег жаловался или даже показывал эти письма? Это меня он волновать не хотел, а с посторонними мог и пооткровенничать.

– Расспрошу обязательно, – пообещал начальник.

– И еще…

– Что такое?

Было слышно, что Леонид Борисович уже начинает тяготиться этим разговором. Но собеседница не стала слишком злоупотреблять добротой начальника своего мужа и тихо попросила:

– Соедините меня напоследок с Аглаей Петровной.

– Соединяю! – моментально повеселел Леонид Борисович и, действительно, соединил.

В трубке заиграла на недолгое время музыка, а потом женский голос произнес:

– Вахта слушает.

– Аглая Петровна, это Галина Александровна – жена Сергея Фадеевича.

– Узнала тебя, – произнесла женщина. – Как отдыхается?

– Плохо!

– Будет тебе, Галина, жаловаться. Ну, понимаю, погода в последнее время стоит не очень. Но вольно же вам с Сергеем было брать путевку в нашей полосе? Ехали бы себе к морю! Там без вариантов. Даже если и дождь, все равно тепло. А в дождь в море еще и получше купаться будет!

– Аглая Петровна, не в погоде дело.

И тетя Галя вновь пересказала всю свою историю. Подруги уже зевали, не сдерживаясь. Конечно, убийство – это ужасная трагедия. Но когда слышишь об этом в десятый раз, то трагизм как-то стирается. Но все равно подруги оставались рядом с тетей Галей. И оказалось, что поступили совершенно правильно.

Аглая Петровна, еще не дослушав до конца, неожиданно воскликнула:

– Галина, родная ты моя! Прости ты меня, дуру грешную!

– За что?

– Я ведь не знала, что от этих писем такой вред будет! Не думала, что та старуха на убийство решится. По виду-то она совсем одуванчик. Дунь на нее, и улетит!

– Значит, была все-таки старуха?

– Была, – горько произнесла Аглая Петровна. – Как часы, каждый месяц являлась. Придет, конверт швырнет, глазом на меня зыркнет и шипит этак злобно: «Белоручкову передай!»

– А что за старуха?

– Мерзкая гадина! И злобная! Один раз я ей попробовала возразить, мол, тут не почта, а я не почтальон. Так она на меня палкой замахнулась. И ударила. Хорошо, что не попала. Слепая, видать, совсем. Я и шевельнуться не успела, а палка рядом со мной уже опустилась. О конторку ударилась, даже гул пошел. Попади она мне по голове, я бы живой не осталась.

– Но кто она такая?

– Фиг ее знает. Но Сергей Фадеевич ее опасался. И потому тебе сообщать не велел. Молчи, говорит, Аглая, если Галина моя узнает, переживать станет. А эта старуха, сказал он, моя дальняя родственница. У нее беда случилась, ее дочка еще молодой умерла, мать ее с тех пор с горя рассудком повредилась. Но лет двадцать, пока помоложе была, еще худо-бедно как-то жила, на людей не кидалась. А к старости совсем из ума выжила, теперь письма с угрозами всем подряд строчит, в смерти своей дочери каждого второго обвиняет. Сейчас меня письмами бомбардирует, потом еще на кого-нибудь переключится, надо ждать. А еще добавил, что с этой бабкой никто из родни дела иметь не желает, от этого она в еще большую злобу входит.

– А как она выглядела, эта старуха?

– Отвратительно! Лет восьмидесяти на вид. На один бок кривая, ходит и ногу подволакивает. К тому же одевается престранно. Вечно на ней какие-то кофты, юбки бесконечные. На голове обязательно шляпа широкополая, перьями и пуговицами украшенная. И вообще, бабка украшения любит. Шея либо бусами обмотана, либо шарфом каким-то блестящим, либо медалями увешана, словно елка. Да медали-то не так, как у ветеранов, на специальных планках прикреплены, а вкривь и вкось по всей груди до самой шеи наколоты. Может, она и ветеран какой там, и блокадница, и еще кто, но только к старости она совсем из ума выжила, это уж точно!