Клянусь, это любовь была - Алекс Камсар

Он стоял и смотрел, как она раздевается, потом выключил свет и начал раздеваться сам. За дверью было слышно, как кто-то хихикает. Раздевшись донага, она легла на кровать и накрылась одеялом. Он лег рядом.

— Ну что дальше? — В ее голосе звучали ирония и пренебрежение.

— Сейчас посмотрим, — сказал он, и она заметила, что в полумраке комнаты его глаза выглядели совсем иначе.

Она повернулась к нему спиной и собиралась заснуть, но сна не было ни в одном глазу. Она начала понимать, что парень ей явно нравится, и это ее удивило. Когда он положил свою руку на ее плечо, ее как будто пронзило электрическим током. Казалось, все тело, вся нервная система ждали только этого мгновения и визжали от восторга. Она не сопротивлялась, он нежно погладил ее по спине, и она вздрагивала от этих прикосновений. «Боже мой, какие у него руки!» — подумала она, крепко сжимая губы, чтобы не поддаться окутавшему ее со всех сторон желанию закрыть на все глаза и отдаться наслаждению… Его рука обогнула ее спину и слегка, очень-очень осторожно прикоснулась к груди. Это было уже невыносимо. Она взяла его руку и отвела в сторону.

Те три часа, которые их отделяли от рассвета, превратились в какой-то замедленный сладострастно-мазохистский кошмар. Он гладил и целовал ее спину, грудь, ноги. Она лежала молча и лишь подрагивала от удовольствия, но потом мягко отталкивала. Когда наступил рассвет, она лежала, обнаженная, зацелованная и очень довольная.

— Ты победила, — сказал он с вздохом.

— Я в этом не сомневалась, — ответила она, но что-то новое было в ее голосе, и у него, потерпевшего такое сокрушительное поражение, снова появилась надежда…

— Это было самое прекрасное поражение в моей жизни, — осторожно начал он. — Ты знаешь, я ни о чем не жалею.

— Я тоже, — сказала она тихо.

— Но теперь, когда рассвет уже позади и ты победила… — Его голос дрожал, как у мальчика, впервые увидевшего обнаженное женское тело.

— Что теперь? — спросила она почему-то шепотом, и он сообразил, что она прекрасно понимает, что он имел в виду.

— Может быть теперь… — он больше не искал нужных слов и осторожно обнял ее. Она не сопротивлялась. Он поцеловал ее в губы. Сопротивления не последовало. Он осмелел и решил действовать смелее. Он ждал от нее отпора, но она лежала неподвижно, с закрытыми глазами.

В соседней комнате хозяйка и гости негромко обсуждали весьма актуальный опрос: вставать с постели или еще полчаса поваляться, когда из соседней комнаты донеслись сперва сдавленные стоны, которые потом перешли чуть не в настоящие вопли… Хозяйка смертельно побледнела и не находила себе места. Гости поспешно оделись и ушли из дома.

Вначале из спальни вышел он. Вид его был ужасен. Волосы торчали в разные стороны, под глазами были темные круги.

— Я проиграл, — сказал он и бесстыдно улыбнулся хозяйке.

Она посмотрела на него почти с ненавистью. Тот улыбнулся еще шире и добавил:

— Классный у тебя получился день рождения! Век не забуду.

— Я тоже, не беспокойся.

— Вот и замечательно. Ну я пошел?

— Убирайся!

Она вышла из спальни через час и поняла, что снова ее жизнь круто изменилась. Ее вещи, аккуратно сложенные в чемодан и большую сумку, ждали в прихожей. Она не испытывала ни капельки стыда и не собиралась оправдываться ни перед кем. Ее губы еще горели от жарких поцелуев, лицо и тело еще не остыли от испытанного удовольствия.

— Ну что ж, — сказала она хозяйке перед тем, как покинуть эту квартиру навсегда, — никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Прощай!

На улице ее ждала ясная холодная погода. Ветра уже не было, и солнце чуть-чуть, но все-таки грело. «Скоро, очень скоро наступит весна», — подумала она и пошла дальше.

Настроение у меня было отменное. Впервые за несколько месяцев я шел на работу с радостью. И причина была проще простой. Я нашел новый смысл своего существования в стенах научного института, куда судьбе было угодно меня определить.

Признаюсь честно, я делал все от меня зависящее, чтобы найти более приличное место, и был момент, когда меня даже хотели оставить работать на университетской кафедре, но… Как потом выяснилось, начальник кафедры решил, что узкие стены университетской аудитории недостаточно емкие для моего непредсказуемого темперамента. И я оказался в Богом и людьми забытом провинциальном институте. Что это значит — мне дали понять сразу же. Я рвался в большую науку, чем серьезно обеспокоил свое начальство. Оно мечтало о тихой, спокойной жизни, а, как известно, самая спокойная жизнь — в могиле, то есть, когда ничего не происходит и не может происходить по определению.

Первые два рабочих дня мне так и не помогли выяснить, чем занимается наша лаборатория и что входит в мои обязанности. Впрочем, одну свою обязанность я уже обнаружил. Мой начальник страшно любил поочередно вызывать к себе сотрудников нашей лаборатории и долго и основательно говорить с ними о… на самом деле обо всем и одновременно ни о чем. Ему нравился сам процесс, а в нашу, в том числе и в мою, обязанность входило слушать его и время от времени скромно с ним соглашаться. Тем не менее скверная привычка совать свой длинный нос туда, куда не следует, дала себя знать, и во время очередной беседы я не выдержал и спросил: «Это все очень интересно, но я бы хотел знать, чем я конкретно должен заниматься». Начальник был задет до глубины души. Наверное, такой наглости он от меня не ожидал. Через час он снова вызвал меня к себе и вручил толстую книгу одного американского профессора. Мне было велено «ознакомиться» с этой книгой. Я не выдержал и спросил: «И все?» Начальник был просто убит такой постановкой вопроса и сквозь зубы бросил: «А тебе что, этого мало?»

После этого инцидента отношения с начальником заметно ухудшились. А мое первое же знакомство с трудом заокеанского профессора показало, что с тем же успехом мне могли поручить читать предсказания Нострадамуса. Они имели примерно такое же отношение к профилю нашего института. По контракту я должен был работать в этом институте не меньше трех лет. Так что поводов для большой радости было мало.

Так прошло несколько месяцев, которые я с удовольствием вычеркнул бы из своей жизни. И вдруг нежданно-негаданно появился свет в конце тоннеля. Нет, начальник мой не исправился, и институт наш вдруг не стал ни с того ни с сего грызть гранит отечественной науки. Свет этот имел форму высокой, светлой, стройной синеглазой девушки. Может быть, мы так цепляемся за жизнь, потому что она настолько непредсказуема, что удача нас иногда ждет именно там, где мы меньше всего ее ожидаем? Словом, появился смысл моего времяпрепровождения в этом институте.

Для начала я выяснил, что она тоже сюда попала после университета и является специалистом по программированию. В компьютерах я ничего не соображал, и однажды, делая честные глаза, я явился в их лабораторию и с наивным видом попросил ее помочь освоить азы программирования. Она согласилась. А вчера, после работы, мы вышли вместе и… Правда, к нам, как банный лист, пристала одна очень любопытная сотрудница, и вскоре выяснилось, что от нее просто так невозможно избавиться. Однако я не мог потерпеть такого провала в моих планах. «Ты, милая, в какую сторону путь держишь?» — задал я незваной спутнице каверзный вопрос. Она еще не успела открыть рот, когда я сказал: «Очень жаль, но нам в другую сторону, — и для верности добавил: — Тогда до завтра!»