Комонс - Борис Батыршин

Но это, похоже, никому не мешает. В глазах ребят и девчонок – мерные взмахи вёсел, россыпи солёных брызг, отсветы низкого северного солнца на подёрнутых ржавчиной кольчугах и храп боевых лошадей, беспокойно перебирающих копытами в узких палубных стойлах.

Конечно, пришлось давать объяснения, вылившиеся в краткую лекцию по средневековой истории Европы. Обе классные не вмешиваются – слушают, в их глазах прыгают весёлые чёртики.

Чтобы избежать лишних вопросов вру, что текст песни – перевод с норвежского, найденный в каком-то толстом журнале. «Иностранная литература»? «Нева»? Нет, уже не вспомню, простите… И ты, Эжен, извини, песни свои ты ещё сочинишь и споёшь[6]. Я же не собираюсь вылезать с ними на эстраду, даже на КСПшном слёте! И слова с аккордами переписывать не стану, хотя Ритуля уже просит. Потом, потом… а там, глядишь, и забудется.

Хихикаю про себя – ну вот, начинаю выполнять пункты из «обязательного списка попаданцев». Плевать: душа просит песен, и их есть у меня. В конце концов – тварь я дрожащая, или право имею?

Слушатели тем временем требуют продолжения. Стоянка в Ростове-на-Дону позади, Галина с Татьяной Иосифовной тихо радуются, что всё прошло благополучно, никто из деток (это не ирония, они так к нам обращаются) не отстал.

– Ну, что вам ещё спеть? «Машину» не предлагать, и без меня есть кому.

– Блатняк! – требует Генка Симонов и вызывающе смотрит на учительниц. Галина недовольно хмурится, но молчит. Подход у неё такой: не давить и не навязывать.

Дворово-блатная романтика у нас в школе была не в ходу. Я сам познакомился с этой песенной культурой гораздо позже и, помню, ещё удивлялся: как это такой мощный слой «народного фольклора» прошёл мимо меня? Гендос же появился в нашем классе всего год назад, переехал откуда-то из Капотни – заводской район, совсем другой жизненный опыт. На меня после сентябрьской стычки смотрит с пониманием и интересом, хотя я и стараюсь с тех пор избегать околоблатной лексики. В иное время он имел бы все шансы попасть в АУЕ, но в 1978-м до этого, к счастью, далеко. Нужен живой контакт, чего у Гендоса нет. И не будет: после восьмого класса уйдёт наш Генка в техникум, потом армия – пока однажды в Кабуле старший сержант Симонов, тянущий «срочку» в аэродромной обслуге, не сдёрнет из расположения в самоволку за сигаретами и бухлом. То, что от него останется, похоронят в закрытом гробу.

Но песни – дело другое, конечно. Блатняк? Будет тебе блатняк, Гена…

Звучат всем известные аккорды «Мурки». Гендос довольно ухмыляется и подтягивает: «…раз пошли на дело, я и Рабинович…»

Галина хмурится ещё сильнее. А мотив уже другой – в чём-то похожий, но не тот. Генка пытается подпевать, сбивается, умолкает, и я начинаю:

Это называется «слом шаблона». Гендос озадачен – что за дела в натуре, обещанное-то где? Галина, наоборот, расцвела – широкая улыбка, кивает с каждой строчкой. Девчонки тоже довольны, наконец-то о любви…

Робкий шёпоток: «…это как у Гюго?» Скашиваю глаз – точно, Галка Блюмина, она у нас самая начитанная. И, пожалуй, самая романтичная. Хотя, в этом возрасте от недостатка романтики никто не страдает. Особенно – с такими учителями.

Милада смотрит на Женьку почти влюблёнными глазами. Цени, альтер эго, для тебя стараюсь.

В проходе не протолкнуться. И верхние полки оккупированы, кто-то даже свисает с третьей, предназначенной для багажа. О, уже не один? Вот что значит – «песня нашла своего слушателя»!

Вот чем, скажите, не блатняк? А что семнадцатого века – так мы об эпохах не договаривались.

– Жень, ты продолжаешь нас удивлять. – Галина довольно улыбается. – И где ты берёшь такие стихи? Это чьё?

– Так, одна поэтесса. – отвечаю. – В Ёбур… в Свердловске живёт, стилизует свои песни под старинные баллады. Только она мало кому известна.

…да, маме с папой да подружкам в песочнице. Лорке сейчас и семи нет…

– Чай кто-нибудь будет?

Это девчонки. В руках – гроздья стаканов, исходящих паром.