Рукопись Ченселора - Роберт Ладлэм

– Кто сказал, что эти досье исчезли? – спросил Харрис.-Их могли уничтожить, разрезать на мелкие кусочки, закопать…

– Конечно, могли.

– Ты что же, намекаешь, что Гувера кто-то убил? Из-за этих бумаг?

– Я не намекаю, а утверждаю. Впрочем, я не имею в виду, что Гувера на самом деле убили, не говорю, что верю во всю эту историю. Но она может стать основой будущего романа. Ее можно так обыграть, что она будет выглядеть вполне правдоподобной. Снова молчание Наконец, посмотрев сначала на Харриса, потом на Питера, Морган осторожно сказал:

– Это будет сенсация. Твоя гипотеза великолепна. Может, даже слишком великолепна, потому что до смешного проста Подо все это надо подвести солидный фундамент. Не знаю только, возможно ли это.

– Этот человек с пляжа верит в то, что Гувера действительно убили? – спросил Джошуа. Посмотрев в стакан, Ченселор нерешительно произнес:

– В общем-то я не понял. У меня такое ощущение– это только ощущение, не больше, – что он не только верит в это, но и подозревает существование какой-то организации, которая тщательно спланировала убийство. Чтобы я мог все это проверить, он назвал мне два имени.

– Эти люди имели какое-нибудь отношение к смерти Гувера? – спросил Морган.

– Он не вдавался в детали и подчеркивал, что все это только предположение. Что касается названных им людей, то один из них непосредственно связан с группой вашингтонских деятелей, которые были обеспокоены существованием досье и тем, что Гувер начал их использовать. Другой человек вообще-то притянут ко всей этой истории за уши, там все дело в информации, исчезнувшей из его личного дела больше двадцати лет назад.

– Вот это и может служить фундаментом,– подсказал Морган.

– Конечно! Но если эта группа действительно существует, мне придется представить всю историю как вымышленную. Слишком высокое положение занимает связанный с ней человек. О других членах группы мне вообще ничего не известно.

– А не хотел бы ты назвать нам этих двоих?

– Не сейчас. Пока мне важно узнать, как вы отнесетесь к моим планам написать книгу об убийстве Гувера людьми, знавшими о существовании этих досье и намеревавшимися захватить их, чтобы использовать в своих целях.

– Это будет сенсация, – повторил Морган.

– Тебе это может дорого обойтись,– предостерег Харрис, взглянув на издателя.

Конгрессмен Уолтер Ролинз принадлежал к известной в штате Виргиния династии политиканов. Его дом находился в пригороде Арлингтона. В эту ночь Ролинз сидел один в полутемной библиотеке. Бронзовая настольная лампа освещала висевшие на стенах фотографии членов клана, изображенных верхом на лошадях в охотничьих костюмах. Жена уехала на уик-энд в Роанок. Служанка выпросила выходной день, вернее, ночь: у этой черной потаскушки не хватило терпения дождаться положенного ей четверга, ей приспичило именно сегодня покрутить своим пышным задом. Хмыкнув при этой мысли, Уолтер поднес ко рту стакан и сделал несколько больших глотков виски. Служанка была чертовки аппетитная, и он бы обязательно велел ей остаться, если бы не его собственная жена. Ее Ролинз знал слишком хорошо. И хотя она заявила, что полетит в Роанок, ей ничего не стоило приказать пилоту повернуть обратно и приземлиться где-нибудь в Маклине. Вот и сейчас, в данную минуту, она вполне могла сидеть в машине около дома и ждать подходящего момента. Ей ужасно нравилось ловить Ролинза во время его любовных игр со служанками. Ролинз подслеповато замигал, потом, прищурясь, посмотрел на стоящий на письменном столе телефон: эта надоедливая штуковина трезвонила вовсю. Странно, черт побери! Ведь аппарат связан .напрямую с его вашингтонской канцелярией. Телефон продолжал звонить. Ну, теперь он ни за что не заткнется. Ролинз всегда негодовал, если приходилось разговаривать по телефону в нетрезвом состоянии. Он неохотно оторвался от кресла и со стаканом в руке нетвердой походкой направился к столу.

– Да, в чем дело?

– Добрый вечер,-услышал Ролинз чей-то зловещий шепот, не понимая, с мужчиной он говорит или с женщиной.

– Кто вы такой, черт вас побери? Откуда вы знаете этот номер?

– Это к делу не относится, Ролинз. Но вот что я собираюсь вам сказать…

– Ни хрена ты мне не скажешь. Не собираюсь говорить с…

– Вспомните Ньюпорт-Ньюс, Ролинз! – шепотом выпалили на другом конце провода.-На вашем месте я бы не стал вешать трубку. Ролинз замер. Перед глазами у него поплыл туман. Медленно, затаив дыхание, он снова поднес трубку и простонал:

– Кто вы такой? Что вы хотите этим сказать? При чем тут Ньюпорт?.. – Он запнулся, будучи не в состоянии договорить название городка.

– Это случилось три года назад, конгрессмен. Если вы постараетесь, то, конечно, вспомните. Следователь Ньюпорт-Ньюса определил, что смерть наступила в половине первого ночи. Сейчас часы показывают как раз это время. Это было двадцать второго марта.

– Кто вы, черт побери? – Ролинз почувствовал подступившую откуда-то тошноту.

– Вам уже было сказано, что это совершенно неважно. Гораздо важнее вспомнить ту маленькую негритяночку из Ньюпорт-Ньюса. Сколько ей было лет, конгрессмен? Четырнадцать? Какая-то нелепость, не правда ли? Говорили, что ее нашли сильно избитой, даже изувеченной…

– Я понятия не имею, о чем вы говорите! Чихать я на это хотел.-Ролинз схватил бокал и поспешно сделал глоток, но большая часть виски вылилась на подбородок. – Я даже близко никогда не был около этого…

– Ньюпорт-Ньюса? – прервал его шепот. – И вас там не было 22 марта 1969 года? А я думаю, что все-таки были. Передо мной лежит маршрутный лист самолета, совершившего в этот день посадку на частном аэродроме в десяти милях севернее Ньюпорт-Ньюса. В нем сведения об одном пассажире. Читаю: "Залитая кровью одежда, состояние алкогольного опьянения…" Хотите дальше? Выскользнувший из рук Ролинза стакан разбился вдребезги.

– Вы… перестаньте…

– Да вам не о чем беспокоиться. Дело вот в чем. Вы интересуете меня как председатель одного из комитетов палаты представителей. Мне не нравится ваша оппозиция законопроекту номер 375. Вам следует изменить свою точку зрения. Надеюсь, отныне вы будете оказывать законопроекту полную поддержку…

Филлис Максвелл прошла через холл отеля "Хей-Адамс" в ресторан. Как всегда, в это время дня там толпились жаждущие сесть за свой ленч. "Старший официант сразу заметит меня и проводит к моему постоянному столику",-подумала она. Филлис пришла на пятнадцать минут позже назначенного срока, и это было очень кстати. Пусть тот, кому она назначила свидание, нервничает, беспокоится, думает, что она о нем забыла. И когда она наконец придет, он будет способен только защищаться. По дороге в зал Филлис задержалась у большого зеркала, в котором можно было увидеть себя в полный рост. Она осталась довольна. Совсем неплохо для сорокасемилетней женщины, а когда-то простенькой, немного полноватой девушки по имени Пола Мингас из маленького городка Чилликот в штате Огайо. Сейчас она казалась себе… прямо-таки элегантной. Стройная фигура, длинные ноги, упругая грудь, красивая античная шея, изящество которой подчеркивало жемчужное ожерелье. И наконец, приятное лицо. Да, слово "элегантная" подходило как нельзя лучше. Ну и, конечно, глаза. Ах, эти глаза с крапинками! Они производили на него неотразимое впечатление, эти интересующиеся всем глаза умудренной опытом журналистки. Филлис умела пользоваться ими в своих целях. Ее взгляд сверлил собеседника насквозь, как бы говоря: "Не верю я тебе ни на йоту. Придумай-ка что-нибудь получше". С помощью этих глаз Филлис удавалось вырвать правдивую информацию у отъявленных лжецов. Не раз она приводила в изумление официальный Вашингтон своими статьями о махинациях, о которых хотя все и знали, но разоблачение которых никак не ожидали увидеть в печати. Она умела добиться от людей нужных ей доказательств, не произнеся при этом ни слова. Ее взгляд оказывался красноречивее любых слов. Разумеется, бывали случаи, когда ее глаза не только выражали сомнение в правдивости собеседника, но и подавали надежду. Однако тут она себя не обманывала: сорок семь – это не двадцать семь, как бы женщина ни выглядела. И с годами Филлис все реже пускала в ход свои чары. Но дело было не только в возрасте. Она не всегда была Филлис Максвелл. Когда-то ее звали Полой Мингас. Двадцать пять лет назад редактор газеты, в которой она начинала журналистскую карьеру, придумал ей псевдоним – Филлис Максвелл. Из нее получился хороший репортер. Она серьезно относилась к своим обязанностям, а ее репортажи нередко содержали поистине сенсационные разоблачения. Вот и сейчас профессиональное чутье Филлис Максвелл подсказывало, что разворачивающаяся избирательная кампания приобретает совершенно непристойный, жульнический характер. С помощью угроз и заведомо невыполнимых обещаний ее организаторы вынуждают отдельных лиц и даже целые организации вносить в избирательный фонд просто невероятные суммы.