Зловещий трофей - Валерий Шарапов

— Да, дела, — произнес в установившейся тишине Старцев. — Я, признаться, поначалу записал его в подозреваемые. Похоже, ошибся…

В общей сложности Егоров общался с инвалидом Хлыновым два с половиной часа. Горшеня за это время облазил весь участок, отыскал описанные Васильковым следы, сделал три десятка снимков, а по возвращении в Управление отдал пленку в лабораторию.

После Егорова к докладу приступил Олесь Бойко.

— Ну а мы сегодня в разъездах спалили бак бензина, — пожаловался он. — В военном комиссариате о «Хорьхе» никаких данных не было. Там у них вообще по технике — ни слова. Только личный состав, уволенный, комиссованный, демобилизованный… Вот, взял на сутки под роспись и личную ответственность.

Он вытащил из планшета картонную папку, в которой оказалось личное дело капитана запаса Хлынова. Старцев с Васильковым с интересом пролистали ее, несколько задержавшись на старой, пожелтевшей фотографии размером пять на шесть сантиметров.

— Вроде он, — неуверенно сощурил глаза Иван.

— Моложе лет на пять-шесть, — согласился Васильков. — А так… и овал лица тот же, и ямка на подбородке. Волосы потемнее и лежат по-другому.

— Ну, это дело моды. И молодости, — вставил Егоров. — Что там по машине? Как он ее приволок в Москву?

Бойко нехотя продолжил доклад:

— По наводке военкома отправились мы в Трофейный комитет при ГКО[11].

— Который в Главном управлении тыла? — встрепенулся Васильков.

— Точно. Оттуда нас пульнули в Центральную комиссию по сбору трофейного вооружения и имущества. Там по нашему запросу ничего не нашли и посоветовали обратиться в Центральную комиссию по сбору черных и цветных металлов в прифронтовой зоне.

— Неужто и такая имеется? — подивился Старцев.

— Так точно. Председательствует в ней товарищ Шверник — милейший человек. Он-то и помог нам разобраться.

— Так-так. И что же вы разузнали?

— В общем, до того как «Хорьх» был переведен в разряд металлолома, он несколько дней находился в ведении полковника Кононова, командира стрелковой дивизии из состава 2‑го Украинского фронта. Дивизия на тот момент стояла в Венгрии, восточнее Будапешта. Как он попал к Кононову, выяснить не удалось. Зато есть информация, что в ночь с пятнадцатого на шестнадцатое февраля 1945 года автомобиль был угнан неизвестными лицами прямо от штаба дивизии.

— Постой-постой, — нахмурился Иван Харитонович. — Угнан неизвестными лицами, а потом вдруг превратился в металлолом? Что же, его нашли разбитым, что ли?

Бойко развел руками:

— История об этом умалчивает. Пойми, Иван, они же не контрразведчики, их интересует материальная сторона вопроса. Пропал, а потом всплыл уже на железнодорожной станции венгерского города Веспрем. Мы смотрели по карте — это в тех же краях, где дислоцировалась дивизия Кононова. Причем «Хорьх» был отсортирован комендантом железнодорожной станции как не подлежащий восстановлению.

— Это мы с Сашей слышали от Хлынова. Значит, и здесь он не покривил душой. Все сходится до мелочей.

— Да, выходит, капитан действительно выпросил у коменданта груду металла, — наконец-то дал заднюю вечно сомневающийся Олесь.

Завозившийся на стуле Егоров поторопил:

— Короче, мы с Бойко сработали вхолостую. Теперь твоя очередь, Ваня. Вещай. Мы сгораем от нетерпения.

Иван поставил на подоконник пустую кружку, вытянул из пачки папиросу, дунул в мундштук, закурил. И начал подробно рассказывать о последнем убийстве в Михалковском тупике…

Венгрия, район озера Балатон 16 февраля 1945 года

Зимы в Венгрии мягкие, туманные и малоснежные. Раз в несколько лет случаются кратковременные морозы под минус двадцать, озеро Балатон при этом полностью покрывается льдом. В сорок пятом наступавшим советским войскам повезло: зима была мягкой, столбик термометра даже ночью оставался возле нуля.

Вдоль пустынного северного берега живописного озера Балатон, по хорошей асфальтовой дороге мчался «Хорьх». С момента дерзкого угона от штаба советской дивизии прошло полтора часа. За это время автомобиль преодолел около семидесяти километров. Мощный мотор позволял развивать скорость до ста двадцати километров в час, но до выезда на асфальтовую трассу его водитель выбирал пустые проселки, а иногда и бездорожье, старательно избегая густонаселенных районов.

При подъезде к Балатону выбора не оставалось: здесь на запад вела только одна дорога — ровная, закатанная перед войной хорошим асфальтом.

Солнце давно поднялось над горизонтом, красиво освещая покрытый инеем лес, тонкие серо-зеленые льдины в темной воде озера и дорогу, ведущую в сторону австрийской границы.

За рулем «Хорьха» сидел мужчина лет тридцати пяти в несколько странной одежде. Темный в полоску двубортный пиджак, надетый поверх светлой рубашки. Брюки от немецкой унтер-офицерской формы, которые военнослужащие обычно заправляют в сапоги. Но вместо сапог на ногах были темные гражданские ботинки.

В кабине автомобиля мужчина находился один, справа на сиденье лежали автомат и несколько запасных магазинов. Машиной он управлял уверенно, словно делал это не первый год. Однако, подъезжая к озеру, занервничал. Не так давно он бывал в этих местах и помнил, что впереди ждет развилка. Главная трасса по-прежнему будет петлять, повторяя плавные изгибы береговой линии, то приближаясь, то отдаляясь от воды или разрезая надвое прибрежные деревеньки. А второстепенная дорога резко вильнет вправо и потянется вдоль глухого леса, покуда не упрется в венгерский город Веспрем.

Северный берег Балатона советские войска недавно освободили от немцев. Мужчина понимал, что наиболее важные объекты, такие как мосты, железнодорожные переезды, перекрестки дорог, въезды и выезды из городов, контролируются постами и военными патрулями. Это были азы военного дела, которыми он неплохо владел. Оттого и вглядывался вперед, побаиваясь встречи с представителями Красной Армии или ее союзниками.

Насчет дорожной развилки он угадал: ее действительно охранял пост из шести солдат, одного сержанта и одного офицера. Только это были не представители Советского Союза, а бойцы 1‑й Болгарской армии, находившейся в оперативном подчинении 3‑го Украинского фронта.

Завидев далеко впереди фигурки солдат, мужчина опустил стекло в левой дверце, взял автомат, передернул затвор и, высунув ствол в открытое окошко, увеличил скорость до максимальной…

* * *

— …А в нашем доме электричество появилось только перед Второй мировой войной, в 1938 году, — опираясь локтями на опущенный над дорожным полотном шлагбаум, признался двадцатилетний редник — рядовой по имени Христо.

— Постой, как в тридцать восьмом? — переспросил басом здоровяк Захари. Он был намного старше, носил черные пышные усы и погоны подофицера[12]. — Ты же из Анхиалоса?