Доктор Шанс - Кем Нанн

– Это связано с отношениями Фрейда и парня по имени Вильгельм Флисс, отоларинголога, который где-то в 1895 году очень сильно напортачил с носом Зигмунда.

– О, а дальше? Вы же не можете на этом остановиться!

– Внизу машина ждет.

– А сколько времени это может занять?

Вообще-то, подумал он, в маленькой игре, которую затеяла Жаклин, было что-то занятное. Казалось, затея гораздо безопаснее всего, что приключилось до этого. Насколько далеко они могут зайти, при ожидающей-то машине?

– Тогда ладно, – наконец сказал он, все еще достаточно пьяный для того, чтобы поддержать игру. – Хорошо. Ключевые моменты… В восьмидесятые годы девятнадцатого века, когда Фрейд формулировал свои тезисы о роли сексуальных травм, реальных и воображаемых, в развитии симптоматики истерии, его некоторое время очень интересовала роль запахов. Он тогда подозревал, что в вытеснении важен органический элемент, связанный с изоляцией, как он их называл, «древних сексуальных зон», а это, в свою очередь, произошло из-за изменения роли обонятельных ощущений, то есть важность запахов в формировании поведения трансформировалась, когда мы стали ходить на двух ногах, а не на четырех. Раньше нас интересовали исходящие от земли эманации, но теперь они стали нам отвратительны. Это по его словам. И Фрейд пошел еще дальше. Воспоминание, сказал он, теперь источает такие же запахи, как и реальные объекты. Так же как мы отводим наш орган чувств от смрада, наши подсознание и сознание отворачиваются от болезненных или неприятных воспоминаний. Именно это мы называем вытеснением. Но – и вот тут все и становится интересным…

– Я думаю, вы интересный, – сказала Жаклин. – Мне нравится, когда вы говорите как доктор.

Господи, подумал он, ей действительно многое может сойти с рук. Он напомнил себе, что она должна уходить, и продолжил:

– Фрейд никогда не исследовал систематически влияние запахов на истерию, неврозы или психозы. А причиной этого… причиной этого был Флисс, который годами читал лекции и писал о связи, которая, по его мнению, существовала между носом и женскими гениталиями. Он объединил ряд соматических заболеваний и дал им название назального рефлекторного невроза. Для его лечения Флисс применял кокаин, либо прижигание слизистой оболочки носа, либо хирургическое удаление части костей носовых раковин.

– Боже мой! А нас все Средневековьем пугают.

– И вот Фрейд начинает сотрудничать с этим парнем. И к тому же вышло так, что в это время он страдает рецидивирующей назальной инфекцией. Флисс прописывает кокаин и в два приема оперирует Фрейду нос. И наконец, по просьбе Фрейда едет в Вену, чтобы прооперировать одну из пациенток Зигмунда, женщину, страдавшую от заболевания, которое Фрейд решил интерпретировать как случай назального рефлекторного невроза, выдуманного Флиссом. Тот прооперировал ее и уехал домой. А у пациентки развилась выраженная послеоперационная инфекция, и она чуть не умерла. Позже выяснилось, что Флисс оставил у нее в носу марлевый тампон.

– Надеюсь, она нашла его и перерезала глотку, – сказала Жаклин, кажется всерьез.

– Ничего настолько драматичного не произошло. Но она выжила. Примечательно, что Фрейд счел ее постоперационные кровотечения симптомом истерии.

– Теперь вы понимаете, почему я люблю цифры.

– Понимаю. Тут можно было бы порассуждать о подсознательных установках самого Фрейда… Но, тем не менее, по моему мнению, суть всего этого заключается в том, что Фрейда травмировало общение с Флиссом. В результате него он погорел как в прямом, так и в переносном смысле, и поэтому неисследованные, особо скрытые и невербальные сферы, связанные с органом обоняния, оказались табуированы для последователей Фрейда на ближайшие лет сто.

В этот самый миг внизу на улице посигналил водитель такси – еще немного дровишек в костер любопытства соседей снизу. Жаклин, казалось, решила таксиста игнорировать.

– Вот так история, – сказала она. – А теперь, пожалуйста, позвольте мне попробовать еще один запах. По вашему выбору. Дайте мне на дорожку что-нибудь приятное. Не хочу и дальше думать об этой женщине и ее несчастном носе.

Он выбрал аромат, насчет которого был совершенно уверен, что тот ей понравится. Это были эксклюзивные женские духи от парфюмера из южной части Италии, одни из самых дорогих в его коллекции. Он капнул на полоску и протянул ей.

Выражение ее лица изменилось мгновенно и полностью. Съежившееся создание с улицы вернулось. Полоска выпала из рук. Она ничего не сказала, но лицо ее выражало теперь лишь ужас в чистом виде. Никаких больше шуток о семье Джолли и никаких заигрываний. Вообще ничего. Она повернулась и ушла.

Шанс стоял там, где она его оставила. С лестницы доносились ее шаги. Нужно было закрыть за ней дверь. Потом он еще раз подошел к окну. Жаклин как раз садилась в такси, и ему виден был желтый свет фонарей на ее желтых волосах, и она была там, на улице, и одновременно ее присутствие ощущалось тут, рядом с ним. Он готов был отдаться любой из ее личностей. Джекки Блэк явилась Шансу лишь на мгновение, а он уже жаждал ее возвращения. Он вдруг понял – и сразу встревожился, – что теперь его роднит с Реймондом Блэкстоуном это невозможное страстное желание, и тут впервые заметил припаркованную напротив дома машину из числа тех серых непримечательных «Краун Викторий», что в таком фаворе у полиции. Он не был уверен, не мог разглядеть как следует, но ему показалось, будто за рулем кто-то сидит, правда, с того места, откуда смотрел Шанс, незнакомец казался лишь неясной фигурой в темноте. Хотя окна его квартиры были по-прежнему освещены весьма тускло, Шанс инстинктивно отступил на шаг. В следующий миг эта предосторожность показалось ему глупой, чтобы не сказать трусливой, и он снова вернулся на свой наблюдательный пункт как раз вовремя, чтобы увидеть, как неприметная машина развернулась и уехала в том же направлении, что и такси. Осталось только гадать, был ли аноним, с которым он недавно разговаривал по телефону, тем, кого вообразил Шанс, или нет.

Он обнаружил, что размышлениям нет ни конца ни края. Они оказались бездонными, как аксиома выбора или книга Иова. Шанс спал беспокойно и поздно встал. Ночное происшествие показалось сперва частью сна. На двери не висело никаких кошачьих трупиков, в конце квартала его не поджидали неприметные автомобили. Он исследовал вход в дом, ища следы ночной баталии, но ничего не обнаружил. Перед тем как отправиться в постель, он поставил на место мусорный бачок. Деревянные и оштукатуренные дома неброских цветов, улица без деревьев, припаркованные автомобили… все это было совершенно лишенным таинственности, плоским, как дважды два четыре в равнодушном свете утра.

Как правило, он избегал общественного транспорта, но в то утро, о котором шла речь, сил на что-то еще у него не осталось. Тем не менее решение поехать на автобусе оказалось ошибкой. Он сразу это понял. Салон был забит до отказа, в нем стояла жуткая духота. Но это еще полбеды. За исключением горстки необузданных подростков, выцарапывающих что-то канцелярским ножом на пластиковых сиденьях (во всяком случае, так это выглядело; Шанс не стал слишком приглядываться, чтобы не оказаться битым еще до завтрака), все остальные пассажиры выглядели так, будто ехали для освидетельствования к нему в офис.