Рассказы веера - Людмила Третьякова

То, что несчастная мать стоически, без слез и жалоб переносила утрату, очень беспокоило княгиню. За этим чувствовалось отчаяние, которое почти равносильно небытию. Аренберг, изменившийся до неузнаваемости, старался не покидать жену, но, кажется, даже его присутствие было Елизавете в тягость.

Однажды она ровным голосом, поглаживая руку матери, сказала:

– Не беспокойтесь за меня. Я знаю, почему моя малышка покинула нас. Что ей было делать в этом страшном мире? Но мы встретимся с ней. Рано или поздно – встретимся. Ведь Бог устроил так, что все истинно любящие друг друга встречаются на небесах, радуются и уже не разлучаются никогда. Надо только жить так, чтобы заслужить эту встречу. Поскорее заслужить...

* * *

Первый месяц 1793 года резко ужесточил противостояние двух стран – России и Франции.

Жестокой оказалась судьба короля Людовика XVI – ведь он и его близкие были в одном шаге от спасения. Шестерка лошадей уже унесла их далеко от революционного Парижа. Но в одной из таверн, где беглецы остановились пообедать, внешность осанистого человека показалась хозяину заведения примечательной – его профиль был вычеканен на монете. Он послал за пикетом санкюлотов, стоявших вдоль дорог, которые вели из столицы. Король был опознан, возвращен в Париж и предстал «за измену Отечеству» перед судом. 387 голосами против 334 Людовик был приговорен к смертной казни. Беспрецедентный в истории случай – хозяин Пале-Рояля, герцог Филипп Орлеанский, голосовал за то, чтобы родной брат отправился на эшафот.

...21 января 1793 года Людовика XVI со связанными за спиной руками положили на дощатый помост, возвышавшийся на королевской площади. Вся округа, сколько хватало взгляда, была запружена народом. Страшная толкотня, шум, ругань – каждый старался пробиться поближе к месту казни. «Смерть королю! Смерть изменнику! Да здравствует республика!» – раздавалось над площадью.

Офицерик-артиллерист, постоянный посетитель кафе «Корацца», едва ли замечаемый тогда дамами Шаховскими, впрочем, как и вообще кем-либо, тоже стоял на площади и наблюдал за громадной, взбудораженной толпой. «Подумать только, было бы достаточно трех рот солдат, чтобы разогнать всю эту сволочь!» Мысль эта вряд ли дошла бы до будущих поколений, если бы офицеру не предстояло навсегда запечатлеть свое имя в великой книге Истории.

Через каких-нибудь полгода, поставленный во главе отрядов революционной армии – полуголодных, одетых в рванье, – он выбьет из важнейшего порта страны, Тулона, прекрасно вооруженных, имевших выгодную позицию англичан, внешнего врага революционной Франции. Так устремится вверх звезда Наполеона Бонапарта.

Стоит упомянуть и об этом – с ним неисповедимые пути судьбы сблизят героев нашей истории.

О короле Людовике XVI многие современники отзывались как о человеке доброго, простого нрава и крайне нерешительного характера. Это настоящая беда для властителя! Людовик не мог справиться с мошенниками и аферистами, превратившими казну в свою кормушку. По справедливости именно они, беззастенчиво разорявшие страну, дружной шеренгой должны были отправиться на гильотину, а совсем не Людовик с его увлечением слесарным делом и географией. Передавали, что, поднявшись на эшафот, он спросил у палача: «Скажи-ка, братец, нет ли каких вестей об экспедиции Лаперуза?»

Итак, 21 января 1793 года Людовик XVI был обезглавлен. Через десять дней об этом узнали в Петербурге. «С получением известия о злодейском умерщвлении короля французского, – записал Храповицкий в дневнике, – ее величество слегла в постель, и больна, и печальна». Другой мемуарист свидетельствовал, что с императрицей сделались судороги.

Как бы то ни было, Екатерина подписала указ о разрыве дипломатических отношений с Францией. О гражданах этой страны, которые пребывали в России, в указе говорилось следующее:

«Доколе оставалась еще надежда, что порядок и сила законной власти восстановлены будут, терпели мы свободное пребывание французов в Империи нашей. Ныне, когда, ко всеобщему ужасу, в сей несчастной земле преисполнена мера буйства, будут приняты особенные меры».

Дипломатам предлагалось в трехнедельный срок «оставить место их настоящего пребывания», «прочим французам» давался на сборы тот же срок. Причем покинуть пределы России они должны были исключительно через те пропускные пункты, которые им указывались.

Высылали и рядовых французов – «не пожелавших отречься от нечестивой родины». Тем же, кто не хотел возвращаться домой, такую возможность предоставляли. Для этого необходимо было написать прошение установленного образца об отказе от французского гражданства. Если городское начальство не имело претензии к просителям, им назначали день и час присяги на верность новой родине.

Помимо всего прочего, ужесточались меры для эмигрантов из «впавшей в безумие страны»:

«Строжайше возбранялось впускать как сухим путем, так и водою в Империю нашу французов» вне прохождения специальной процедуры: рекомендации членов королевской семьи или тех, чьи монархические взгляды были вне всяких подозрений. Причем большие шансы получить российское гражданство имели те, кто мог оказаться полезен «для вступления в службу или же для художеств и ремесел».

Само собой разумеется, что разрыв отношений с Францией повлек запрет любого вида торговли для «нашего купечества». Русским подданным запрещалось «какое бы то ни было сообщение с французами в отечестве их до специального разрешения». Прекратилась доставка в Россию периодических изданий. Из указа неясно, как обстояли дела с частной перепиской, но перлюстрация становилась делом совершенно естественным.

Этот указ Екатерины ударом погребального колокола прозвучал для княгини Шаховской и ее семьи. Положение Варвары Александровны сделалось безвыходным – ей пришлось рассказать дочери и зятю всю печальную правду: предстояло возвращение в Россию.

...– Элиза, мы не расстанемся. Это невозможно. Я еду с вами.

– Нет, Луи, нет. Ты же знаешь – это смерть, немедленная смерть. Тебя схватят если не на выезде из Парижа, то на границе.

– Но всегда есть шанс! Хотя бы один.

– Не убивай меня такими словами. Что такое один шанс?

– Я боюсь потерять тебя. Как только ты уедешь, мир обернется пустыней. Что мне здесь делать?

– Послушай, не говори так. Это не годится. Сейчас мы должны быть тверды как никогда.

– Ты не любишь меня. Кто может рассуждать так здраво и холодно, тот не любит, – с отчаянием говорил Аренберг, садясь в кресло и обхватив голову руками.

Елизавета опустилась на пол рядом с ним, стараясь разжать его руки.

– Луи, мы должны сберечь друг друга. Казни, кровь – это не может продолжаться долго. Наша разлука лишь на время, поверь мне! Я твоя жена, ты мой муж – это уже свершилось, мы дали Богу обет, и Он принял его. Надо пережить это испытание.