Мобилизованная нация. Германия 1939–1945 - Николас Старгардт

Пробст писал жене словами поговорки: «Без строгости и щенка не вырастишь»[132][133]. Столяр-краснодеревщик, трудившийся как самостоятельный предприниматель, он поступил на службу в инженерно-саперные войска, специализировавшиеся тогда на строительстве мостов на Западном фронте. 19 сентября Пробст мог с гордостью сообщить жене о первом крупном достижении: его часть только что сдала мост длиной 415 и шириной 10 метров. Пробст, конечно, не знал, когда и как сооружение будет использовано.

Для большинства немцев война шла где-то там вдалеке. Кампания в Польше закончилась и сменилась месяцами затишья на западе. Если вести речь о боевых действиях, то СМИ говорили и писали только о подводной кампании против Королевского ВМФ и установленной им блокаде Германии. В 1914 г. жадная до новостей публика буквально штурмом брала киоски, расхватывая специальные выпуски периодики. В сентябре 1939 г. резко пошел вверх спрос на радиоприемники – продажи подскочили на целых 75 % по сравнению с прошлым годом, в результате чего общее количество владельцев такой аппаратуры составило свыше 13,435 миллиона человек. Слушание новостей приобрело невиданное прежде значение, хотя недостаток известий о боевых действиях порождал в народе опасение, что правительство утаивает плохие новости, особенно касательно потерь в воздухе и под водой. Если верить рапортам СД, информационный голод заставлял людей сетовать, что они «достаточно зрелые в политическом плане, чтобы лицом к лицу встречать печальные события и плохие новости»[134].

Дикторы воскресной радиопередачи «Голос фронта» призывали гражданских лиц быть достойными защищающих их солдат: «Нация должна сплотиться воедино в борьбе и создать сообщество судьбы, связанное неразрывно в жизни и смерти… Посмотрите на воина, как крепко он сжимает винтовку, как сурово взирает он из окопа… Таким должно быть отношение каждого мужчины и каждой женщины в тылу». Антиподом этого идеализированного образа немцев на войне служил образ лживого и аморального, бесчестного и злобного противника Германии с еврейскими поджигателями войны во главе – в Англии военным министром Лесли Хор-Белиша, во Франции Леоном Блюмом и Жоржем Манделем. Как метко выразился один из эмигрантов, отслеживавших для Би-би-си все ежедневные передачи германского радио: «Тотальная война становится борьбой между тотальной нравственностью и тотальной безнравственностью. В результате германское радио превращается в одну из самых нравственных коммуникационных систем в мире». Делая упор на жертвенность в тылу и воспитывая германский народ в духе ненависти, немецкое радио уже в первые месяцы войны выработало набор тем, которым предстояло определять характер его репортажей на протяжении грядущих лет тяжелых испытаний[135].

Эмоциональным контрапунктом таких взывающих к морали вещаний становились развлекательные передачи. В одной из первых инструкций Геббельса продюсерам германского радио еще в 1933 г. говорилось следующее: «Первое правило – не быть занудными. Я ставлю этот приоритет выше всех прочих. Что бы вы ни делали, не передавайте тягомотины, не преподносите нужного настроения на серебряной тарелочке, не воображайте, будто можно сослужить наилучшую службу национальному правительству, ежевечерне гоняя в эфире громоподобные военные марши». Коль скоро настоящая опасность для современной диктатуры состояла в перспективе потери контакта с «современным восприятием», шеф Имперского радиовещания Ойген Хадамовски порвал с культурной элитарностью Веймара, делая выбор в пользу движения в сторону ненавязчивой популяризации. В марте 1936 г. серьезные «музыкальные опусы» потеряли позиции, теперь в лучшее время – в период с 8 до 10 часов вечера – звучали концерты более легкой музыки, оперетки, варьете и танцевальные мотивы. Как продемонстрировал обзор симпатий слушателей в 1939 г., новый многообразный формат оказывал влияние на самые разные слои немецкого общества; даже образованные профессионалы и интеллектуалы предпочитали популярный материал классическим концертам[136].

1 октября 1939 г. в лучшее эфирное время началась новая передача, «Концерт по заявкам для вермахта», быстро завоевавшая место полноценной программы. В первом же выходе в эфир актер Густав Грюндгенс пообещал немецким солдатам, что они ощутят «верность тыла» через пространство и время. Передача в равной мере оказалась востребованной и на домашнем фронте. Как с радостью писала Ирен Райц Эрнсту Гукингу:

Вот уж и в самом деле завалены! 23117 заявок поступили для второго выпуска, мешки скоро сделались такими огромными, что даже считать отдельные письма стало невозможно. Вел программу Хайнц Гёдике, который, как и многие другие известные персоны на радио, сделал себе имя в роли спортивного комментатора. Шоу сочетало легкую музыку и личные заявки с посвящениями: звучали марши и популярные шлягеры, любовные баллады, классические увертюры, оперные арии и колыбельные для детей, короткие рассказы и стихи, причем все разворачивалось прямо в студии перед аудиторией. Открывали передачу фанфары на рожке и любимый марш Гитлера Badenweiler, а закрывало перечисление исполнителей, которые работали на общественных началах. В течение лет Геббельс когда лестью, когда давлением добился участия многих крупных звезд сцены и экрана, в том числе таких как Ганс Альберс, Вилли Биргель, Сара Леандер, Густав Грюндгенс, Вернер Краусс, Катарина Зёдербаум, Женни Юго, Ганс Зёнкер, Грета Вайзер, Пауль Хёрбигер, Вилли Фрич, Хайнц Рюман и Марика Рёкк. Концерт по заявкам получил три часа эфира вечером каждую среду, вдобавок к лучшему времени в воскресенье[138]. Посвящения соединяли пары, разделенные войной, давая им краткий миг близости на публике. Ирен Райц пыталась описать Эрнсту Гукингу переполнявшие ее во время слушания эмоции: