Знакомьтесь, Гюро! - Анне-Катрине Вестли

Мама нарисовала дверь. Рифленую такую дверь, а перед дверью стоят как будто Гюро и мама. За спиной у них рюкзаки, а у мамы в обеих руках по чемодану.

— Это — как мы будем выглядеть завтра, — сказала мама.

Рисунок у мамы не очень хорошо получился, и она была не особенно довольна.

Она только вздохнула:

— Хотела бы я рисовать как папа. Только куда уж мне до него! Помнишь, Гюро, его картины? Вот к какому делу у него лежала душа. Ему бы быть художником или играть на скрипке. Но он боялся, что на это не проживёшь. Он думал о нас с тобой, Гюро, и поэтому занялся торговлей вразъезд. Помнишь, он ездил с автолавкой, набитой всякой одеждой. Вот так мы и купили дом в Гампетрефе. Потому что прежний жилец тоже разъезжал с автолавкой, как папа, пока не переехал в Бесбю. Но папа был не тот человек, чтобы разъезжать на машине и вести торговлю, потому что с чужими людьми он всё больше отмалчивался.

— А вот дома — нет, — сказала Гюро. — Дома он не отмалчивался, а по субботам он часто приезжал и оставался с нами.

— Угу, — согласилась мама. — Все его картины хранятся у нас на складе. Их мы развесим по стенам в нашей квартире.

— Ну, посмотри же на мою картинку, — напомнила Гюро.

— По-моему, ты пошла в папу, — сказала мама. — Как же у тебя хорошо получается!

— А скрипку мы тоже повесим на стенке? — спросила Гюро. — Папа так хорошо играл! Когда я вырасту, я тоже так буду.

— Да, — кивнула мама. — Интересно будет, чем тебе захочется заниматься больше всего, когда ты вырастешь.

Тут в дверь постучали. Это снова пришла хозяйка. На этот раз было видно, что она заглянула не просто так.

— Я подумала, может быть, вы зашли бы ко мне сегодня в гости на чашечку кофе в моё частное помещение? — предложила она. — Лучше всего часов в пять. Я знаю, что вам завтра рано вставать, так что лучше, наверное, пораньше, чтобы не засиживаться допоздна.

— Большое спасибо! Мы с удовольствием, — сказала мама.

— Только ничего не говорите другим постояльцам, — сказала хозяйка, — всех сразу я не могу к себе позвать, а на ваши-то проводы все захотят прийти. Ну, значит, договорились!

Когда хозяйка закрыла за собой дверь, мама сказала:

— Ну вот, придётся мне распаковывать оба чемодана, потому что моё нарядное платье лежит в одном, а твоё — в другом. Ну ничего, не беда! Пожалуй, Гюро, мы тогда обойдёмся без обеда, а перекусим сейчас одними бутербродами. Раз кофе, то, наверное, будут и пирожные.

— Угу, — кивнула Гюро.

Ей было сейчас не до еды. Все мысли её были о том, чтобы посидеть на диванчике и посмотреть в окно. Ведь сегодня они здесь последний день. Мама и Гюро переоделись в нарядные платья. На Гюро было светло-голубое и к нему белые чулочки и чёрные туфельки, а мама оделась в красновато-коричневое платье. Только бы не встретить никого в коридоре, ведь тогда все поймут, куда они собрались, а они обещали никому ничего не говорить, это было очень неудобно. Они шли крадучись на цыпочках, к счастью, ни одна половица не скрипнула, и они, никем не замеченные, дошли до конторского помещения, а там рядом была нужная дверь.

— Вот тут написано «Частное помещение», — сказала мама. — Значит, нам точно туда.

Здесь никто из них ни разу ещё не бывал за всё время, что они прожили в пансионате.

— Заходите поскорей, не задерживайтесь на пороге, — послышался изнутри голос.

Мама открыла дверь, и, хотя голос велел скорей заходить и не задерживаться, мама и Гюро так и застыли на пороге, потому что увидели перед собой хозяйку, но она была та и не та, а какая-то непохожая на себя. Хозяйка, которую они знали, ходила в чёрном платье, и волосы у неё всегда были гладко причёсаны и туго стянуты на затылке, а тут перед ними оказалась женщина в пышном ярком платье в цветочек с распущенными по плечам волосами, а на голове у неё сидела птичка. Это был волнистый попугайчик.

— Скорей, скорей, чтобы Софус не вылетел! — сказала женщина.

Эрле поспешила затворить дверь, а Софус тотчас же уселся на дверную ручку, словно проверяя, плотно ли она закрыта.

Всюду, куда ни повернись, было полно всяких вещиц. На полках стояли стеклянные зверюшки и множество фарфоровых статуэток, стены были увешаны картинами, тарелочками и большими блюдами, а пианино было плотно заставлено фотографиями. В комнате было два накрытых столика — один побольше, другой совсем маленький. На обоих столах красовалось по кремовому торту. На большом столе — большой, на маленьком — маленький.

— Торты домашние, — сказала хозяйка, — я сама испекла. У меня тут есть кухонная ниша, и я очень люблю готовить, так что ем у себя дома. Прошу вас, садитесь! Гюро, тебе, я подумала, удобно будет с куклами за маленьким столиком.

Два стула уже были заняты старинным мишкой и клоуном. Гюро усадила на один стул Вальдемара, на другой Кристину, а на третий уселась сама. Теперь их было за столом пятеро, но из всех пятерых по-настоящему могла есть только Гюро, и раз уж хозяйка специально для неё испекла тортик, то Гюро решила, что надо постараться за всех, чтобы хозяйка видела, что гости довольны. Гюро принялась пить лимонад и закусывать тортом, она пила и ела, ела и пила, пока не почувствовала, что всё, больше уже некуда. Тут она услышала, как мама сказала:

— Торт просто замечательный, но больше я, кажется, не могу.

— Ну что вы! Скушайте ещё по кусочку, — принялась уговаривать хозяйка.

И мама, как видно, подумала то же, что и Гюро — что торт испекли в её честь, и, хотя больше, казалось, уже не могла ничего съесть, всё же взяла ещё кусочек.

Они ещё посидели, поговорили, и мама рассказала про Тириллтопен, а под конец сказала:

— Как только мы устроимся на новом месте, просим вас к себе в гости. Приходите, пожалуйста, нас навестить. А теперь нам пора прощаться. Спасибо вам за всё. Завтра нам рано вставать. Наш знакомый, который работает дворником в соседнем с нами корпусе, до начала рабочего дня заедет за нами на машине.

— Его зовут Бьёрн, — сказала Гюро. — И у него есть маленькая машина.

— Это хорошо, — сказала хозяйка. — Подождите минуточку, я пойду с вами. Мне надо заглянуть на кухню, как там дела с ужином для постояльцев.

С этими словами она скрылась в соседней комнатке, а затем вышла оттуда с приглаженными волосами и в чёрном платье, став снова такой, какой её привыкла видеть Гюро. Софуса посадили в клетку.

— Я скоро вернусь, — сказала ему хозяйка. — Но пока посиди лучше там, а то как бы ты без меня что-нибудь себе не повредил.

Очевидно, Софус ничего не имел против. Все втроём они вышли. Хозяйка направилась в большую пансионатскую кухню, а Гюро и Эрле побрели к себе по длинному коридору. Но, когда они проходили мимо комнаты номер пять, дверь в неё приоткрылась, и на пороге показался Андерсен.