Парижане и провинциалы - Александр Дюма

— Under the bet!

Том понял, что это должно было означать «Под кровать!», хотя Огюст, изъясняясь на своем надуманном английском, заменил в слове «bed» «d» на «t».

В итоге Том все же нырнул под кровать, увидел нож, наполовину торчавший из бедра Фигаро, с которым он был в лучших отношениях, рассудил, что ляжка собаки не самые подходящие ножны для этого предмета, взялся за его рукоятку и потянул на себя, издав тот победный клич, какой английский жокей издает по всякому поводу:

— All right![6]

Фигаро ответил на этот победный клич болезненным поскуливанием, но при этом не перестал грызть кость окорочка, мясо которого уже исчезло.

Папаша Мартино забрал нож из рук Тома, и тот, отряхиваясь, вернулся на свое прежнее место и взял поводья из рук кума Баке.

— Вот ваш шпиговальный нож, куманек, — сказал хозяин «Золотого креста», возвращая колбаснику его оружие, предварительно тщательно вытерев лезвие о свой фартук.

— А вот и бутылочка первоклассного бонского, — произнес Огюст, ставя на кухонный стол бутылку бургундского и два стакана.

— Черт возьми! — промолвил Баке, засовывая нож за пояс своего фартука, в то время как папаша Мартино, разливая вино, до краев наполнил стакан кума и лишь до половины собственный. — Черт возьми! Раз вы решили отделаться от Фигаро, вам непременно нужно всучить его господину Анри; это славный молодой человек, и он позаботился бы о вашем псе, каким бы старым тот ни был.

— Вы прекрасно знаете, кум, что господин Анри не охотник.

— Ну так что же, тогда господину Мадлену. Уж про него-то вы не скажете, что он не охотник. Этот молодец на вскидку одной пулей разрезает белку надвое в тот миг, когда она перепрыгивает с одного дерева на другое.

— Я уже говорил с ним об этом, но он ведь отлично знает этого разбойника Фигаро! Впрочем, это не помешало бы ему взять собаку к себе, если бы у него не было уже целой своры, ведь господин Мадлен также признает, что в лесу и на равнине Фигаро — ловкая бестия. И послушайте, разве однажды, — продолжил папаша Мартино, понизив голос, — охотясь ночью в одиночку, Фигаро не удушил великолепную косулю? Он прибежал сюда весь в крови. Я сказал Огюсту: «Он что-то натворил в лесу, проследи-ка за ним». Огюст пошел за псом, и тот привел его прямо к косуле, у которой Фигаро успел съесть лишь шею и лопатку, так что нам удалось спасти филейную часть, переднюю ножку и две ляжки. Все это произошло на лесном участке папаши Боше, который проведал об этом и предупредил меня, что если он увидит Фигаро, охотящегося в лесу, одного или с кем-нибудь, то убьет его как бешеного волка. Слышишь, Фигаро, тебя предупредили. Веди себя хорошо!

В эту минуту послышалось щелканье бича, возвещающее, что дилижанс, которого ждали, как раз заворачивал за угол Суасонской улицы.

При этих звуках папаша Мартино поспешил чокнуться с кумом Баке и опустошить свой стакан в то время, как Том, выезжая на тильбюри со двора на улицу, прижался поближе к ограде, освободив всю мостовую для проезда тяжелой кареты, и та с оглушительным грохотом колес, громом цепей и хлопаньем кнута остановилась перед дверью гостиницы «Золотой крест».

Едва только дилижанс встал, Левассёр спустился с кабриолета, чтобы открыть г-ну Пелюшу и мадемуазель Камилле дверцу купе.

За ним вниз спустился г-н Анри, приветствуемый радостными возгласами Тома.

Молодой человек, может, случайно, а может, и преднамеренно оказался на земле как раз в ту минуту, когда Камилла, увидев, что дверца с ее стороны открыта, легко, как трясогузочка, спрыгнула на мостовую. Девушка мгновенно смутилась, оказавшись лицом к лицу с молодым человеком, воспоминания о котором волновали ее всю ночь, и быстро отвернулась. Господин Анри прошел вперед, чтобы помочь г-ну Пелюшу, менее проворному, чем дочь, выйти из дилижанса.

Эта учтивость молодого человека, как мы уже видели, была вовсе не по вкусу г-ну Пелюшу, так что, ворча, он вылез наружу самостоятельно. Видя это, г-н Анри почтительно приветствовал обоих путешественников и, убежденный — к своему большому огорчению, — что нет такого средства, чтобы завязать беседу с этим медведем, кого судьба дала в отцы газели, он повернулся к Тому и по-английски спросил его:

— All are well down there?

— Yes, sir, — ответил ребенок, — all right!

— And so let us away, — продолжил молодой человек, беря поводья из рук грума и усаживаясь рядом с ним с явной досадой.

Приподняв фуражку, чтобы в последний раз попрощаться с обоими путешественниками, он негромким щелканьем языка заставил лошадь тронуться с места, и та пустилась крупной рысью по дороге, которая раздваивалась в полукилометре от гостиницы «Золотой крест»: одно из ответвлений вело к Новому дому на суасонской дороге, а другое — к деревне Данплё и далее к ферме Вути, куда г-н Пелюш направлялся инкогнито, чтобы застать врасплох своего друга Мадлена.

— Что сказал этот господин по-английски своему слуге? — спросил г-н Пелюш у Камиллы.

— Он спросил у него: «Все ли здоровы там?»

— Где это там?

— Не знаю, отец.

— А что ответил слуга?

— «Да, сударь, все в порядке».

— Мне кажется он сказал еще что-то?

— Он сказал: «Тогда вперед!» — и уехал.

— Гм! — хмыкнул г-н Пелюш, бросив взгляд исподлобья на тильбюри, которое быстро удалялось, поднимая облако пыли.

— У него голубые глаза! — прошептала Камилла, сомнения которой наконец были окончательно разрешены. Отныне девушка полагала, что в мире нет ничего прекраснее голубых глаз под черными бровями и такими же черными волосами.

Увидев г-на Пелюша в роскошном охотничьем наряде и не заметив рядом с ним собаки, папаша Мартино и кум Баке понимающе переглянулись.

Хозяин гостиницы, как и повелевал ему долг, взял в руки свой колпак и, подойдя к г-ну Пелюшу, спросил:

— Господин и мадемуазель чего-нибудь желают?

— Очень многое, — ответил г-н Пелюш надменным тоном, который внушило ему внимание его дорожного попутчика, оказанное Камилле. — Очень многое!

— Только одно, — улыбаясь, произнесла молодая девушка.

— Тогда, — сказал папаша Мартино, — мы сначала обслужим мадемуазель. Чего же вы желаете?

— Комнату и воды, чтобы привести себя в порядок после ночи, проведенной в дилижансе, сударь.

— Маргарита, — закричал папаша Мартино, — первый номер для мадемуазель!

— Ты голодна? — спросил г-н Пелюш удочери.

— Я, отец? — переспросила Камилла. — Не знаю.