Наследник для хозяина города - Яна Невинная

И, как назло, в кухню ленивой походкой вошел Булацкий, которого я не сразу заметила, сначала добежав до раковины, включив воду и промыв глаза, и только потом поняла, что он стоит рядом и, посмеиваясь, смотрит на меня. Вальяжная поза, руки в карманах, одет в черную футболку и джинсы. Ничего кроме нездоровой бледности не выдавало в нем раненого.

— Марта Рафаиловна, вы, как всегда, предвосхищаете мои просьбы, — наградил он женщину похвалой, а она показушно отмахнулась и ответила ему доброй улыбкой.

— Как же я не накормлю своих мальчиков? Вот Есения мне помогает, мы все познакомились.

Меня поражало добродушное отношение женщины к бандитской группировке. Эти люди только что кого-то калечили и убивали, а вскоре будут есть шашлыки и устроят здесь пьянку. Мне хотелось быть подальше от всей этой вакханалии, но события развивались бесконтрольно.

— Я сейчас вам ребят пришлю, дело пойдет.

Сообщив домработнице хорошую новость, Кирилл перевел тяжелый взгляд на меня, окинул им всю мою фигуру с ног до шеи, потом уставился в лицо, терроризируя, словно хочет проделать во мне дыру. Я не понимала значения этого взгляда, но он меня жутко нервировал. Присутствие третьего лица придавало немного смелости и успокаивало. Я знала, что он не обидит меня при посторонних, уж точно не станет заваливать на стол и говорить грубые слова.

Но счастье длилось недолго. Как только парни Булацкого пришли на помощь домработнице, он показал мне взглядом, чтобы шла на выход. Спорить не имело смысла. Я как огня боялась теперь его личного кабинета, мечтая, чтобы мы вышли на улицу к Саше и Соне, где я могла бы дистанцироваться, но Булацкий не дал мне шанса на отступление, заводя в то же место, где жестоко унизил некоторое время назад. Гадкие воспоминания никуда не делись, жгли душу, на коже липкой сеткой чувствовалась невидимая грязь.

— До отъезда хочу передать тебе брачный контракт. Думаю, ты бы хотела его изучить перед подписанием, — Булацкий взял со стола бумаги и показал мне их. — Возможно, внести какие-то пункты. В связи с изменившимися обстоятельствами адвокат сможет говорить с тобой только по видеосвязи, поэтому советую вопросы подготовить заранее.

Он, как обычно, начал без предисловий, не дав мне даже присесть. Наверное, его стратегия всегда заключалась в натиске и давлении, чтобы оппонент не сориентировался и дал себя победить.

— Сколько у меня времени на его изучение? — повторила я его деловой тон, но вместо ответа на банальный вопрос получила пристальный взгляд Булацкого.

— Что не так? — приподнял он бровь, расхаживая по кабинету и заметно ежась от неприятных ощущений в боку.

— Ты спрашиваешь? — Моему удивлению не было предела. Я не хотела жаловаться или упрекать, но раз он спросил… — Кирилл, я бы хотела обговорить границы. Обсудить наши отношения. То, что случилось в кабинете, меня унизило. Я не потерп… — Я тряхнула головой, обрывая фразу. Не думаю, что она была бы уместна и точно вызвала бы недовольство Булацкого. — Ты говоришь о замужестве и утверждаешь, что хочешь воспитывать со мной ребенка около двух лет. И я думаю, что и дальше мы будем его родителями, даже в разводе. Так неужели ты хочешь, чтобы твой сын или твоя дочь видели подобное отношение к матери? К женщине в целом? И разве ты со всеми своими пассиями так обращаешься? А даже если и так, может, кому-то и нравится подобное обращение, но мне нет. Я не буду против, если ты найдешь себе женщину для извр… утех, а я спокойно поживу в другом месте, исполняя, конечно, фиктивную роль жены.

У меня внутри все тряслось во время этого тяжелого, сбивчивого монолога, но мысли шли впереди меня, я была не в состоянии удержать слова в себе. Не знаю, что послужило причиной такой моей смелости, но слишком уж сильно было оскорбление и страх повторения действий Булацкого.

Он молчал так долго, что я побоялась, не приснилось ли мне, что я выговорила ему все свои переживания, но потом присвистнул с саркастической улыбкой, заставляя цепенеть.

— Выдвигаешь условия?

— Это не условия. Я хочу расставить границы.

— Так боишься собственных желаний, что хочешь отгородиться от меня любым способом? Ты не понимаешь, что это смешно?

— Не вижу ничего смешного! — вскипела я, злясь на то, что он говорит о каких-то там желаниях, когда я рассуждаю об уважении и вежливом обращении со мной. — При чем тут вообще желания? Я совсем о другом говорю.

— Разве? Ты будешь мне женой не только на бумаге, так привыкай к послушанию и покорности в постели. И если я захочу извращений, то ты тоже будешь вынуждена захотеть. И поверь, получишь удовольствие, — он улыбнулся плотоядно, а моя дрожь усилилась.

— Что послужило причиной того, что тебе так важно доминировать и делать женщин рабынями? Или это только мне не повезло? А может, ты самоутверждаешься за счет унижения женщин? — Моя злость набирала обороты, вся она вышла на поверхность и пузырилась, заставляя меня сжимать кулаки и дрожащим голосом кидать смелые фразы.

— Полегче, Есения, — пригрозил мне Булацкий, наступая на меня твердым шагом. Но я заставила себя стоять на месте и не двигаться, чтобы показать решимость отстаивать свою позицию. — Я уже просил думать над своими словами. Не вижу смысла в твоих претензиях. Кажется, ты была не против. Кроме последнего раза. Но я понимаю, ты беременна, шалят гормоны, токсикоз, устала, нервы. И все же повторюсь: у меня есть желания и я не буду удовлетворять их на стороне. Когда ты перестанешь себя обманывать и позволишь себе быть свободной в сексе, поймешь, что никто тебя не принуждает.

— А что насчет моих желаний? — зло прищурилась я. — Например, желания, чтобы меня уважали?

— Что конкретно я должен сделать? Дать тебе время? Не трогать тебя? Сколько? — рассердился Булацкий, гнев сочился из его черных глаз, изливаясь на меня потоком. — Поухаживать за тобой? Может, цветов и подарков тебе не хватает? Говори.

— «Никогда»? Такой вариант подойдет? Мне не нужны цветы и подарки. Ничего не нужно. Я жалею тысячу раз, что вообще узнала тебя! Слышишь? — Слезы все же брызнули из глаз, я унижала себя, плача перед этим монстром в человеческом обличье, но мне никогда не приходилось так рьяно защищать свои честь и достоинство.

— Ты просто не понимаешь, чего хочешь, Есения. Борешься против самой себя. Пожалуй, я покажу тебе кое-что. Возможно, это станет для тебя доказательством того, что ты зря треплешь нам обоим нервы, в то время как можно заняться чем-то гораздо более приятным. Пошли.

По идее, его давно должны были утомить взбрыкивания Есении, ее нелепые попытки направить его на путь истинный, найти его давно потерянный моральный облик. Но странным образом не утомляли. Он понимал ее чувства. Она рьяно боролась за свою гордость, и он, может быть, даже позволил бы ей держаться своих принципов, вот только не видел в том смысла. У них уже все случилось, и воспоминания о том, как он входил в ее истекающее соками лоно, жаркой волной накатывали на него каждый раз, когда она оказывалась в зоне видимости.