Взрыв - Сергей Леопольдович Леонтьев

Но то, что к объекту «501» проехать не удалось, серьезно огорчило. Майор пешком ходить не любил, тем более по развалинам в лакированных полуботинках и сшитом на заказ костюме. Но дело есть дело.

Достаточно было беглого взгляда на руины бывшего швейного цеха. Почему никто до сих пор не обратил на это внимание? Или обратил? Нет, вчера он внимательно просмотрел материалы – здание по улице Стрелочников, 30 в общем списке разрушений, под своим порядковым номером, без примечаний. Через день-два пройдут тяжелые бульдозеры, и никто уже не узнает, что объект «501» взорван изнутри. Майор не зря потратил время, не зря собирал пыль и грязь на лаковые полуботинки. Истинная причина разрушения цеха многое объясняла. Но и ставила серьезные вопросы.

Вернувшись в управление, майор позвонил знакомому в областную прокуратуру и договорился, что получит доступ к следственным документам по катастрофе на железнодорожной станции. Через час уже знакомился с делом. Материалы вынести из прокуратуры, конечно, не разрешили. Зато выделили отдельный стол, на который свалили с десяток толстенных папок. Кого-нибудь другого такой объем работы испугал бы. Но майор с документами работать умел. Начав в половине двенадцатого, к шести он уже знал, как на самом деле произошел взрыв. Он предполагал, что такое вероятно. Но не мог поверить, пока не получил подтверждение. Вернее, поверить мог, но не хотел. Гнал от себя эту назойливую, как осенняя муха, мысль. Потому что при всем своем опыте не понимал, что с этим знанием делать дальше. Майор откровенно растерялся, что случалось с ним чрезвычайно редко. Необходимо в спокойной обстановке все хорошо обдумать и взвесить. Наметить план действий, позволяющий выйти из ситуации с минимальными для себя потерями. Действовать надо аккуратно, но решительно. Иначе всем мало не покажется.

Рабочий день закончился, поэтому в управление Елагин не вернулся. Скопировал один документ и отправился домой. С женой майор развелся пять лет назад, так что с ужином и разговорами его никто не ждал. Елагин сварил «бумажные» пельмени, выпил рюмку «Столичной», заварил крепкий чай и уселся в глубокое кресло перед телевизором. На обоих каналах с экрана что-то вещал генсек, с трудом читая по бумажке. Елагин отключил звук, прикрыл глаза и начал обдумывать полученную информацию.

Основная и фактически единственная версия следствия – халатность диспетчера. Диспетчер сама серьезно пострадала, до сих пор находится в палате интенсивной терапии. Непосредственной угрозы для жизни нет, и врачи надеются вскоре перевести ее в обычную палату, где можно будет допрашивать. Но толку от допросов, скорее всего, не будет, поскольку у диспетчера потеря памяти, и восстановится ли память – неизвестно. Из обслуживающего составы персонала, так называемых сигналистов-башмачников, один погиб, другой давал противоречивые показания и все валил на диспетчера и старшего сигналиста Петровича. Сам Петрович – Иван Петрович Фомин – бесследно исчез сразу после взрыва. Непонятно, или его разорвало на мелкие кусочки, или он пустился с испугу в бега. Среди раненых и опознанных погибших его нет.

Вроде все ясно, но… На первом допросе, проведенном дежурным следователем железнодорожного райотдела прямо на месте катастрофы, чудом уцелевший и даже не раненый сигналист говорил совсем другое. Якобы Петрович на смену не вышел, прислал вместо себя племянника – студента, невысокого парнишку в очках, который все время шутил и балагурил. Племянник и распорядился убрать башмаки, держащие состав со взрывчаткой, причем сослался на команду диспетчера. Во время последующих допросов сигналист показания изменил. Про первичные объяснял, что с головой после взрыва у него было не в порядке. Следователя прокуратуры это объяснение устроило, тем более что первые показания противоречили основной версии. Зачем искать лишнюю работу, устанавливать какого-то племянника-студента? Дело практически завершено, можно передавать в суд и готовиться к наградам и поощрениям за быстрое раскрытие.

Майора Елагина объяснение сигналиста не устроило. Он знал то, что не мог знать следователь прокуратуры. В голове майора выстроилась логичная цепь событий. Оставалось самая мелочь – понять, что делать дальше. Над этой мелочью майор размышлял до двух часов ночи. Ситуация осложнялась тем, что собственное расследование вел Комитет государственной безопасности. Доступа к материалам конторы у майора не было. Но он знал, как работают следователи КГБ, имел опыт совместных операций. Эти найдут и племянника, и старшего сигналиста. И даже пропавшую память диспетчера найдут. Будут рыть, заинтересуются разрушенным швейным цехом, эпидемией несчастных случаев среди швейников. Выйдут на Ферзя, следом очередь майора Елагина. Может, уже близко подошли, пока он тут у телевизора сидит.

Наконец в голове сложился план действий. Во-первых, пошевелить Москву. Учитывая вновь открывшиеся обстоятельства, просить срочно принять радикальные меры. Можно для убедительности сгустить краски. Хотя куда уже сгущать? Во-вторых, тетрадь. Если она попадет в контору – произойдет катастрофа. Да и московским руководителям о тетради знать ни к чему. Тетрадь нужно срочно найти, посмотреть содержимое и уничтожить. Вместе со свидетелями.

За двадцать дней до взрыва на станции Сортировочной.

Томск

Майору Алиеву казалось, что время повернулось вспять и он перенесся на десять лет назад. Правда, по утрам, глядя в зеркало во время бритья, майор с сожалением констатировал, что на десять лет не помолодел. Он вновь работал на «земле», в до боли знакомой обстановке райотдела, изобличал воров, убийц и грабителей, проводил оперативки, ругал, реже хвалил подчиненных, ходил с отчетами к начальству. Прошло немногим более недели, а ему уже казалось, что работает он здесь несколько лет. Потеря звезды на погонах и первой буквы фамилии не расстроила. Он знал, что покровители его не оставят: такими кадрами, как он, не бросаются. Значительная часть заработанных в Караганде комиссионных лежала в надежном тайнике, позволяя размышлять о машине и кооперативной квартире. Возможно, даже частном доме. Майор всегда хотел жить в своем доме.

На службу майор ходил пешком, благо служебная квартира располагалась в двух шагах от райотдела. Во время короткого маршрута по привычке дважды «проверялся». И скорее не заметил, а шкурой битого волка почувствовал слежку. В отличие от грубой карагандинской на этот раз слежка велась профессионально. Майор не смог установить точно, сколько человек его ведут, но явно не один.

Майор спокойно дошел до райотдела, вызвал в кабинет заместителя и сказал, что уезжает на несколько дней в Дегтярск, районный центр, где проживал один из фигурантов серии квартирных краж.

Выйдя на задний двор, подозвал водителя служебного автомобиля, объяснил, что по оперативной необходимости должен скрытно выехать в город, лег на пол между сиденьями и благополучно покинул райотдел. В центе позвонил из автомата по известному ему номеру, сказал заранее обусловленную фразу и через два часа уже лежал на верхней