Случайный турист - Энн Тайлер

– Да будет вам! – возразил Мэйкон.

– Ненавидел. Я это знала.

Они стояли на улице, готовясь к очередному уроку. Мэйкон уже приспособился к ритму этих занятий. Он ждал, сжимая в руке поводок.

– Это было прям как в диснеевском мультике, – сказала Мюриэл. – Ну в том, знаете, где собака пехом добирается до Юкона или куда там. Правда, Дух дочапал только до Тимониума. Слинял из нашей квартиры и черт-те сколько миль пробежал до дома Нормановой мамаши в Тимониуме. Мамаша звонит: где вы выкинули Духа? «О чем ты?» – спрашивает Норман.

Она представляла в лицах. Мэйкон слышал пронзительную визгливость мамаши и заикающийся мальчишеский голос Нормана. Он вспомнил давешний сон, и его вновь окатило смятением. Мэйкон в упор посмотрел на собеседницу, отыскивая в ней изъяны, и нашел их в избытке: длинный тонкий нос, желтоватая кожа; выпирающие ключицы, обсыпанные веснушками, не сулили роскошного тела.

– Значит, утром мамаша просыпается, и здрасьте вам – на пороге Дух. Мы только тогда и узнали, что у нас-то его нет. Не поймешь, чего на него нашло, говорит Норман. Раньше он не сбегал. И смотрит на меня подозрительно. Мол, не ты ли виновата. Может, счел это каким-нибудь знаком. Поженились-то мы совсем сопляками. Мне семнадцать. Ему восемнадцать, он единственный ребенок. Маменькин сынок. Мамаша вдова. Румяный, словно девица, стрижен почти наголо, воротничок застегнут на верхнюю пуговку. Пришел к нам в конце одиннадцатого класса, они переехали из Парквилла. Как увидел меня в летнем платье без бретелек, так все уроки и пялился. Мальчишки над ним смеются, а ему хоть бы хны. Он был такой… простодушный, что ли? И я почуяла свою власть. С кучей книжек в руках ходит за мной по школе, а я ему: хочешь, вместе пообедаем? Он весь закраснеется и отвечает: да, конечно, ты не шутишь? Он даже не умел водить машину, и я ему сказала: получишь права, я с тобой покатаюсь. Поедем, говорю, в какое-нибудь тихое местечко, где нам никто не помешает. Смекаешь, говорю, о чем я? Да уж, я была оторва. Сама не знаю, что тогда со мной творилось. Он вмиг получил права и приехал за мной на мамашиной тачке, купленной, надо ж такому случиться, у моего отца, торговавшего «шевроле». Выяснилось это на свадьбе. Поженились мы осенью последнего учебного года, ему аж приспичило жениться, ну а мне-то чего возражать? На свадьбе отец мой и говорит его мамаше: сдается мне, недавно я вам продал машину, а мамаша вся в слезах, ей ни до чего. Вела себя так, словно свадьба эта хуже смерти. Когда Дух к ней прибежал, она и говорит: оставлю-ка я его у себя, ясно как божий день, что у вас ему плохо. То есть плохо со мной, значит. Не могла простить, что я увела у нее сына. Видишь ли, я сломала ему жизнь, он не получит аттестат. Как будто я ему мешала. Он сам сказал, что бросит школу, дескать, на кой ляд она сдалась, если он и так прекрасно проживет на полах.

– На чем? – не понял Мэйкон.

– На полах. Шлифовка полов. У дядьки его своя фирма была – «Притчетт. Отделка». После женитьбы Норман пошел к нему работать, а мамаша все орала о его загубленной жизни. Говорила, он мог бы стать бухгалтером или еще кем, но не знаю, кого она хотела одурачить. О бухгалтерстве Норман ни разу даже не заикнулся.

Мюриэл сняла с рукава собачью шерстинку, осмотрела ее и отщелкнула.

– Ну, давайте глянем, – сказала она.

– Простите?

– Давайте глянем, как он ходит рядом.

Мэйкон хлопнул себя по ляжке и пошел вперед, Эдвард, чуть отставая, засеменил рядом. Когда хозяин остановился, он тоже затормозил и сел. Мэйкона распирало радостным удивлением, но Мюриэл его огорошила:

– Он не сидит.

– Как это? А что же он, по-вашему, делает?

– Вон просвет между его задом и землей. Он халтурит, чтоб только от него отстали.

– Эх, ты! – Мэйкон печально вздохнул и развернулся в обратный путь.

– Над этим еще поработайте, – сказала Мюриэл. – А пока займемся лёжкой. Пошли в дом.

Мэйкон опасался встретить Розу, но ее не было видно. В прихожей пахло нагретой пылью. В гостиной часы отзвонили половину часа.

– Вот мы и подошли к нашей главной проблеме, – объявила Мюриэл. – Надо приучить его лежать, чтобы он то и дело не кидался на дверь.

Она показала, как подается команда, – дважды притопнула. Скрипнул ее ботинок. Эдвард никак не откликнулся. Тогда Мюриэл его уложила, потянув за передние лапы. Потом позволила ему встать, снова уложила, и так несколько раз. Однако Эдвард не усвоил урок. В ответ на притопы он сопел, глядя вбок.

– Упрямец ты! Каких свет не видывал! – Мюриэл повернулась к Мэйкону: – Многие собаки ведут себя точно так же. Не знаю почему, но не любят они ложиться. Теперь вы попробуйте.

Мэйкон притопнул. Эдварда что-то ужасно заинтересовало в стороне.

– Возьмите его за лапы, – сказала Мюриэл.

– Я же на костылях.

– Ну и что?

Мэйкон вздохнул и прислонил костыли к стене. Выставив вперед загипсованную ногу, он присел, ухватил пса за лапы и потянул на себя. Эдвард угрожающе заворчал, но все же подчинился и лег. Чтобы встать, Мэйкону пришлось опереться о столик.

– Это и впрямь очень трудно, – сказал он.

– Чепуха, – ответила Мюриэл. – Однажды я обучала вообще безногого.

– Да? – Мэйкон представил картину: на тротуаре калека мыкается со злющей собакой, а Мюриэл безучастно разглядывает свои ногти. – Наверное, вы никогда не ломали ногу, – сказал он обиженно. – Это лишь кажется, что на костылях управляться легко.

– Однажды я сломала руку.

– Руку! Сравнили!

– Это было на занятии с собакой. Доберман-пинчер сшиб меня с крыльца.

– Доберман?

– Очухалась, а он надо мной стоит, оскалился. Ну, я вспомнила, чему учили в «А ну-ка, псина»: главный кто-то один – либо ты, либо собака. Я и говорю ему: не вздумай. Сказала первое, что пришло в голову, – так мать мне говорила, когда что-нибудь запрещала. Не вздумай, говорю, и смотрю ему прямо в глаза, собаки не выдерживают такого взгляда, потом медленно-медленно встаю, а сама другой рукой поддерживаю сломанную правую руку. И чтоб мне провалиться, если пес тотчас не сел на задницу.

– Господи боже мой!

– В другой раз кокер-спаниель чуть не вцепился мне в глотку. Жуткая была сволочь, доложу я вам. А еще немецкая овчарка, кобель, цапнула меня за лодыжку. Подержал в зубах, потом выпустил.

Мюриэл подняла ногу и покрутила ступней. Щиколотка ее была не толще карандаша.

– А поражения у вас случались? – спросил Мэйкон. – Была какая-нибудь собака, перед которой вы спасовали?

– Ни разу, – сказала Мюриэл. – И ваш Эдвард счет не откроет.

Однако Эдвард, похоже, думал иначе. Мюриэл с ним билась еще полчаса, но пес ложился только по принуждению, категорически отказываясь делать это по собственной воле.

– Ничего, – сказала Мюриэл. – Почти все они так. Наверняка завтра он опять заупрямится, поэтому денек мы пропустим. Вы с ним повторите пройденное, а я приду в субботу в это же время.