Царские сокровища, или Любовь безумная - Валентин Лавров

Государь улыбнулся:

— Пусть это будет еще одной загадкой.

Соколов решил перейти к практической стороне дела:

— Вы, государь, желаете, чтобы я добыл эти сокровища, принадлежащие царской фамилии, и через линию фронта вернулся к вам?

— Да, Аполлинарий Николаевич! Ведь нет в том резона, если сокровища пропадут. Разве вам это не по силам? Германскую субмарину было потопить не легче, но вы справились. Но это дело тоже опасное…

Соколов широко улыбнулся:

— Главное, оно мне по вкусу! А военному разведчику ходить через линию фронта — нечто привычное. Но, как в любом деле, сразу же возникают вопросы — сложные и простые. Будем говорить только о сложных. Первое: забрав клад, каким образом вернуться с ним в Россию? Второе: как от границы пробраться к вам, государь, в резиденцию? Сейчас за ведро картошки убивают, а за мешок бриллиантов сделают это с громадным удовольствием. Желающие будут с топорами в руках в очередь выстраиваться.

Государь улыбнулся шутке, подошел к громадному окну, долго задумчиво смотрел в голубую даль чистого неба. Затем повернулся к Соколову:

— Что, если оставить клад на месте до окончания войны? Когда будет подписан мир, то вынуть клад и привезти его в Россию сделается намного легче.

— Да, легче, ибо границы не будут окутаны колючей проволокой. Но… Но есть ли гарантия, что Васильчикова прежде нас не предпримет попытку завладеть кладом? Ведь она уже поняла свою промашку, сообщив о царских сокровищах вам, ибо, простите, государь, за откровенность, вы уже не можете быть ей полезны. Что, если эта дама найдет какого-нибудь ловкача, который проникнет в Карлсбад? Совершенно ясно: при первой возможности она вновь уедет на свою виллу Кляйн-Вартенштейн, где и осядут царские сокровища… Тем более что Керенский со своей камарильей вряд ли станет чинить ей препятствия.

Государь отрицательно покачал головой:

— Виллу Кляйн-Вартенштейн у бывшей фрейлины конфисковали, ибо она нарушила договоренность — не вернулась в двухнедельный срок в Австрию. Вы, граф, помните, это случилось, когда германские власти дали ей разрешение в пятнадцатом году посетить Россию для похорон матери. Расчет оказался верным, Васильчикова здесь была арестована, а вилла отошла в казенную собственность. Впрочем, она дама богатая, она может себе завести другую виллу — где захочет.

Соколов еще раз заглянул в письмо Васильчиковой и протянул его императрице, но та сказала:

— Бросьте, граф, письмо в камин! Пусть о его содержимом никто не знает — только вы…

В камине тлели головешки. Соколов взял одну из них, подул на бегающие синие огоньки, они на мгновение розово вспыхнули. Соколов поднес к огню письмо, оно, словно хотело продлить существование, загорелось не сразу. Соколов положил письмо в камин. Вялый розовый огонь пожрал бумагу верже. Затем Соколов взглянул на часы, заторопился:

— Мне разумнее покинуть Царское Село, пока за мной не явилась рота вооруженных стрелков. Подведем итог: я отправляюсь в Карлсбад, забираю то, что покоится под третьим фундаментным камнем на Смотровой площадке Карла IV, возвращаюсь в Россию и передаю клад вам, государь.

В разговор вступила императрица:

— Если Керенский сдержит слово, а мне удастся уговорить Ники уехать в Англию, то вам, граф, придется пробираться в Виндзорский дворец.

Государь спросил:

— Граф, у вас есть деньги? Ведь эта операция потребует больших затрат. К сожалению, мы вам помочь не можем — у нас деньги отобрали и золотые монеты тоже. Ценности, наверное, очень нужны нашим тюремщикам.

Соколов невозмутимо отвечал:

— Пока у меня деньги водятся, а когда кончатся, буду их доставать.

Государь протянул руку Соколову, слабо улыбнулся:

— По опыту знаю, что дела почти никогда не выходят так, как их задумывали. Помните шутливые стихи молодого Толстого: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить»? — Глубоко вздохнул. — Вот мы и ходим по оврагам, которые сами себе вырыли. При нашем последнем расставании разве мы думали, что встретимся в тюремной обстановке? — Государь осенил себя крестным знамением. — Да будет, Господи, воля Твоя, а не моя. И я всегда восхищался вашим бесстрашием. Как, граф, вам удается в самых тяжелых случаях сохранять спокойствие?

Соколов ответил просто, не рисуясь:

— Ваше величество, я знаю, что все, что со мной случается, происходит по воле Бога. А против Его воли нельзя восставать. И другое: я всегда стремился жить хорошо, не лукавя душой. А когда придет смерть, я постараюсь хорошо умереть, без страха и уныния.

Государь поник головой, прошептал:

— Умом я это все понимаю, но дети… За какие грехи должны страдать мои дети? — И на его глаза навернулись слезы.

Государыня поспешила вмешаться в этот разговор, который расстроил ее мужа:

— Ники, дорогой, не надо думать о печальном! Все еще наладится.

Соколов хорошо понял то, что недоговорил государь: отрекаясь от престола, он был уверен в добром отношении к себе, рассчитывал на благодарность и доброту народа и новых властей. Хотел покоя, а получил крестный путь.

Гений сыска поцеловал руку императрице, подбросил вверх Алексея, поклонился царевнам и быстрым шагом, верный привычке не оглядываться, покинул угловой зал и сбежал по лестнице.

Около авто стояла куча любопытных солдат. Они грызли семечки, плевали шелуху на все стороны, часть шелухи упала на сиденье.

Соколов вспрыгнул в кабину, дал газу и полетел за приятелем и сообщником Виктором Рошковским.

Тот, как выяснилось, доехал на угнанной машине до окраин Петрограда, зарулил трофейный «студебекер» за какие-то дровяные склады и далее пробирался пешком.

Операция «Александровский дворец» прошла успешно.

В доме Джунковских в тот вечер, когда Соколов побывал у государя в Александровском дворце, за ужином было оживленно.

Гений сыска отвечал на вопросы, которыми засыпали его Владимир Федорович и его сестра: «Как выглядит государь? Как здоровье Алексея? Чем заполняют досуг дочери?»

Про клад Соколов не обмолвился ни словом.

Когда он остался с глазу на глаз с Джунковским, сказал:

— Мне надо срочно попасть в Карлсбад.

— Попить минеральной водички? — улыбнулся Джунковский. Он решил, что это очередная шутка гения сыска.

— Вроде того. Помоги, Владимир Федорович.

Джунковский понял: это серьезно. Он молчал, что-то обдумывая. Наконец вопросительно взглянул на приятеля:

— Это желание государя?

Соколов ответил кратко:

— Да, государя.

— И что я должен сделать?