Нежная стерва, или Исход великой любви - Марина Крамер

– Да как ты скажешь, так и будет – могу на коврике спать или у пацанов.

– Но надеешься, что не придется все-таки? – уточнила она, опуская очки со лба.

– Нет, не надеюсь. Почему ты так обо мне думаешь? – оскорбился Розан.

– Потому что всем вам от меня только одно и нужно, а как мне потом – это никого не интересует!

– Я не трону тебя, если сама не попросишь, – серьезно пообещал он. – Я просто хочу, чтобы ты прекратила изводить себя мыслями о своей вине перед Малышом. Если бы не ты, его в живых бы не было давно, и раз он этого не понял до сих пор, то и жалеть не о чем. Если бы моя женщина ради меня провернула такое, я б на руках носил ее и молился три раза в день, как на икону.

– Перестань, а? – попросила Марина, сморщив нос. – Где ты взял привычку говорить такими пафосными фразами?

– Так мы поедем с тобой отдыхать?

– А поедем, почему нет! – решилась она и увидела, как искренне обрадовался согласию Серега.

Эти выходные вернули ей интерес к жизни, так хорошо и спокойно давно уже не было. Коваль валялась в шезлонге, вокруг нее суетилось минимум семь человек, а то и больше, угадывая и исполняя каждое желание. Ночью в сопровождении Розана она плавала в освещенной лунным светом воде, напоминая ведьму. Розан облизывался, глядя на ее покрытое ровным загаром тело, но не прикасался, уходя от соблазна к пацанам, прихватившим с собой нескольких девчонок из какой-то фирмы. Возвращался довольный и даже пытался вызвать у Коваль ревность рассказами. Она хохотала над ним, доводя до бешенства. На вторую ночь Розан не вынес, обхватил ее и жарко зашептал на ухо:

– Ну, неужели тебе не хочется? Ведь я знаю, что не было никого с тех пор, как отвалил Малыш. Я ведь знаю, ты хочешь этого. Хочешь, я сделаю все, как ты любишь?

– Откуда ты знаешь, как и что я люблю? – поинтересовалась Марина, пытаясь освободиться – не готова была лечь под Розана.

– Я не слепой, видел твои руки – такие следы оставляют наручники, я-то знаю, сидел ведь. Да и все знали, что ты творила с этим своим доктором, которого потом велела грохнуть. Ты любишь грубый секс, Коваль!

– Отвали-ка от меня, а то у меня случится приступ некрофилии! – озверела она, непроизвольно пряча за спину руки, на которых и в самом деле были тонкие белые шрамы от их с Малышом забав.

Он отпустил и вылетел, шарахнув дверью так, что она едва не слетела с петель. Всю ночь он пробыл у пацанов, отодрав там трех девок, а утром зыркал в Маринину сторону недобро, видимо, кайф не тот был…

В машине по дороге домой Коваль сказала ему:

– Серега, не мучай себя, мы же все выяснили, спать с тобой я не буду, и на этом все. Ты нужен мне совсем в другом качестве, и оно более ценно для меня, поверь.

– Не судьба, значит, – вздохнул Розан. – И почему так бывает, не скажешь?

– Не знаю.

– А ты так и собираешься остаток жизни хранить верность кинувшему тебя Малышу? Не много чести ему?

– Ты не поймешь этого, Розан.

– Да уж, куда мне до вас-то!

Интерес к жизни вернулся, да, но жить становилось все тяжелее. Егор повсюду таскал за собой блондинку, а ведь бывали и мероприятия, на которых и Коваль обязана была появляться как глава крупной фирмы, много средств отдающей на благотворительность.

Одно радовало ее во время этих встреч – взгляд мужа, пробегающий по ней и выдающий истинные чувства, маскируемые под равнодушие. Он пожирал ее глазами и, дай она повод, вцепился бы в нее, взяв прямо посреди зала. Это скользило во всем: в дрожащих пальцах, в прищуренных глазах, в плотно сжатых губах… Он по-прежнему хотел ее. Его девочка, явно наслышанная о красавице-сопернице, старалась не попадаться на глаза, а Егор злился, видя, как вокруг Марины увиваются мужики – старые и молодые, богатые и не очень, влиятельные и не совсем. Уж чем-чем, а мужским вниманием она не была обделена никогда. Коваль всем мило улыбалась, болтала ни о чем, танцевала, но отношений ни с кем не завязывала, на корню пресекая попытки перейти на «ты». Ее это не интересовало. Зато очень заботило Егора, подозрительно глядевшего на жену при каждой встрече – с кем пришла, с кем уходит. Марина старалась не замечать его, хотя это давалось с большим трудом. В принципе, она могла бы и не посещать этих полусветских мероприятий, но делала это скорее ради развлечения – ее забавляло поведение полублатной элиты, еще вчера щеголявшей в спортивных брюках с лампасами и толстыми цепями на бычьих шеях. А вот нынче они все переоделись в костюмы от Прады и Версаче, нацепили перстни с бриллиантами и изо всех сил старались скрыть, кто откуда вылез. Коваль со своим высшим образованием и неплохим знанием английского давилась от смеха, наблюдая, как мучительно некоторые подбирают слова, опасаясь съехать вдруг на такую привычную и родную для многих «феню». И однажды все же не выдержала, расхохотавшись на сделанное ей в изящной форме предложение «поехать в номера», законченное фразой «в натуре, все кайфец будет, реально!». Оно исходило от владельца, как ни дико звучит, типографии и книжных магазинов Лешки Борисова по кличке Печатник. Танцуя, он небрежно положил свои лапы на Маринин зад, обтянутый тонкой черной тканью платья, и, когда она велела их убрать, он и предложил ей логичное, по его мнению, завершение вечера. Так оригинально Коваль в постель еще не приглашали…

Разумеется, она отказалась, но настырный Печатник не отпускал, прижимая ее к себе, и это не укрылось от ревниво следящего за Мариной Егора. Оставив свою девочку, он ленивой походкой приблизился и, взяв Печатника за шиворот, оттащил от жены. Тот вылупил глаза и злобно спросил:

– Малыш, попутал что-то?

– Держи свои руки от нее подальше, – бросил Егор, отходя.

– Нет, постой! – преградил ему дорогу Печатник. – Я не понял – что это значит? Она здесь не с тобой!

– А домой поедет все равно без тебя! – отрезал Егор, стряхивая руку Печатника со своего рукава. – Еще раз тебя увижу – грохну.

Пьяный уже Печатник не снес оскорбления, забыв, с кем имеет дело, и снова ухватился за пиджак Егора, но тот, коротко размахнувшись, ударил горе-жеребца в челюсть, опрокинув на пол. Потом, на глазах изумленной публики, взял Коваль за руку и потащил за собой к выходу из зала, запихивая в холле в лифт. Она вырывалась:

– Что ты позволяешь себе?!

– Замолчи! – велел он, выдергивая ее из кабины и увлекая наверх по темной лестнице.

Там, прямо на площадке, он задрал узкую юбку платья, разодрал тонкое кружево трусиков и вломился в Марину, прижав лицом к стене. Это было ужасно – муж, насилующий ее на лестнице, как последнюю шлюху… Она сползла по стене вниз, а Егор спокойно застегнул брюки и посмотрел сверху вниз:

– Вот в этом ты вся, Коваль. Видела бы себя сейчас со стороны!

Она подняла глаза, наполнившиеся было слезами, но вмиг высохшие от злости:

– Зато ты джентльмен! Что, полегчало? Твоя блондинка такого не умеет, ведь правда? Не трудись отвечать, я знаю, что не умеет, иначе ты не стал бы поступать со мной вот так… по-скотски… А скажи-ка, ее ты тоже зовешь сладкой своей девочкой, как меня?