Другие хозяева - Альбина Нури

– Пойдем, – сказал Илья, почувствовав, что Леля дрожит от холода. – Простудишься.

Они медленно брели по дорожке, слыша, как дождевые капли разбиваются о скользкую спину зонта.

– Миша на работе?

Леля кивнула.

– Скоро переводится в институт.

Михаил, на радость отцу, решил делать карьеру по его советам: аспирантура, преподавание, адвокатура.

Если бы Илья мог удивляться, он удивился бы Мишиной сговорчивости, его внезапно проснувшемуся желанию остепениться на теплой должности.

Ему хотелось сказать, что все у Миши с Лелей будет отлично: она защитит диплом и устроится на хорошую работу, он освоится в новой роли, они поженятся, детей родят. Но Илья понимал, что если скажет это вслух, то Леля услышит неминуемый оттенок горечи и расстроится. А он не хотел ее огорчать.

– Мишка молодец, – сказал только. – Из комы, как из космоса вернулся: мудрым, рассудительным.

Леля улыбнулась.

– Ты домой сейчас? – спросила она и, получив утвердительный ответ, предложила подвезти.

– Надо купить машину, кредит взять, да все руки не доходят.

– Как мама? – дежурно осведомилась Леля, потому что теперь, в свете всех перемен, спрашивать об этом нужды не было.

Тетя Ира чувствовала себя настолько хорошо, что в это невозможно было поверить. Врачи проверяли ее, брали анализы, делали тесты – и в итоге разводили руками. Да, новый препарат, который мать Ильи стала принимать зимой, был хорош, давал некоторые надежды на более полное восстановление, но такого сногсшибательного эффекта от него никто не ждал.

Ирина ходила и говорила, как прежде. Безжизненно висевшая правая рука функционировала отлично. Женщина готовила, рисовала, делала уборку, даже связала сыну шарф – и все это без малейших усилий, как будто никогда и не болела, не переносила инсульта, который приковал ее к постели и лишил привычной жизни. Ирина даже стала выглядеть намного моложе, к ней вернулись легкость и красота.

– О, мама прекрасно, – слишком оживленно ответил Илья. Они уже подходили к Лелиному автомобилю. – Хотела со мной пойти. Ты знаешь, она ведь так любила Томочку.

То, как он говорил о матери, прозвучало неестественно, чересчур официально, и Илья, почувствовав это, смутился. Леля тоже уловила фальшь, но сделала неправильный вывод.

– Боишься, что она за старое возьмется, раз выздоровела? – без обиняков спросила девушка, садясь в машину.

– Нет, – искренне ответил Илья. – Она теперь поклонник ЗОЖ, даже удивительно. Ни про водку, ни про сигареты не вспоминает. Гимнастика, свежевыжатые соки, баланс углеводов и белков и все такое.

– Ничего себе.

– Читает запоем, смотрит французские и итальянские фильмы. Я понятия не имел, что она о них слышала. – Илья помолчал. – А мама сказала, что мечтала в юности стать актрисой и часто смотрела их.

– Тетя Ира изменилась, – констатировала Леля.

Они выехали со стоянки и пристроились в хвост огромному черному внедорожнику, который плыл по залитой дождем улице, словно океанский лайнер.

– Не хочу сказать, что мама любила яичницу, яблоки или чай с молоком, а тут вдруг в рот ничего этого не берет. Или походка изменилась, или голос. Нет, она прежняя, но… Ей стало интересно то, что не было интересно. Она вспомнила то, о чем она давно забыла, вот как про эти фильмы.

Было и еще кое-что, беспокоившее его, но он не стал говорить об этом Леле.

– Илюша, ты говоришь о матери, а я думаю о Мише, – сказала она, глядя на дорогу. – Он ведь тоже изменился, и меня это тревожило, я его даже не узнавала в какие-то моменты. А потом поняла. И Миша, и твоя мама теперь не такие, как мы. Они оба прошли через болезнь, которая поставила их на грань жизни и смерти. Миша был в коме, тетя Ира перенесла тяжелый инсульт. Потом они вернулись к жизни, но такие вещи не могут не оставлять следа. И жизнь больше ценишь, наверное, и к людям относишься по-другому.

Леля говорила, Илья кивал и соглашался, потому что слова ее были правильными. Но все же он чувствовал: дело не только в этом, по крайней мере, если вести речь о его матери.

Он ощущал – именно ощущал: кожей, нервами, клетками, интуитивно, не на уровне мозга, а на уровне эмоций – некоторую неправильность. Или, наоборот, излишнюю правильность в поведении матери. Если она делала уборку, то не оставляла ни пылинки; кусочки морковки в супе были одинакового размера, а обувь в обувнице стояла по линеечке. Мать брала чашку, писала, шла, ставила на стол тарелки, вытирала пыль и, делая все это, не производила ни единого лишнего движения.

Когда она, неряха, лентяйка и распустеха, а после – больной человек научилась этой точности? Этой идеальности, продуманности каждого слова и жеста?

В матери больше не было слезливости, привязчивости и излишней сентиментальности, как в дни болезни, но не было и веселой глупости, неосознанной жестокости беззаботного эгоизма прежних, «доинсультных» времен.

Было и еще одно, что очень удивляло, – старание. Мама старалась держаться с ним так, как он того ждал. Это было похоже на то, как если бы она постоянно, в любой ситуации посылала запросы: как ей относиться к сыну, как вести себя, если он сердится или печалится, как улыбаться, что сказать, как отреагировать, над чем смеяться – и ждала бы ответа.

Мать была словно шпион на вражеской территории, который отлично знает свою роль, но постоянно на взводе, потому что страшится выдать себя неверным словом. Ее реакции были с крохотной заминкой, и именно потому Илья нутром чувствовал их выверенность, их глубоко запрятанную лживость.

Илья, который всю жизнь работал журналистом, писал тексты и привык четко выражать свои мысли, на этот раз не мог толком сформулировать, облечь в слова то, что тревожило его, и оттого все становилось еще более мучительно.

С другой стороны, поведение матери не могло не радовать: Ирина всячески заботилась о сыне, не изводила скандалами, не давила на него, ничего не требовала, даже не просила.

– Так чего же еще нужно? – Лелин вопрос прозвучал настолько в унисон его мыслям, что Илья вздрогнул и удивленно поглядел на нее.

– Не слушал? – Она слегка приподняла брови. – Женские слова для мужчин – как белый шум. Они кивают в нужных местах, но думают о своем.

– Прости, я не…

– Не извиняйся. Я сказала: мы, люди, настолько привыкаем ждать подвоха, что, когда наши близкие стараются соответствовать нашим ожиданиям и меняются ради нас, то мы просто не в состоянии им поверить, расслабиться и быть за это благодарными.

Илья обдумал ее слова. Они звучали здраво, если не сказать мудро.

– Наверное, ты права.

– Я точно права. Не сомневайся.

Машина остановилась у дома, где жили Илья с матерью.

– Спасибо, что подвезла. – Он поцеловал Лелю в щеку. – И вправила мозги.