Корпоратив королевской династии - Дарья Донцова

– Неправда, – закричала молодая Хансон и кинулась к своим родителям, которые прибыли из России на крестины внука, – папенька, маменька, велите подлому мужику замолчать. Клевета это все.

Но князь с княгиней отвели глаза, и Наталья, поняв, что Густав отнюдь не врун, лишилась чувств.

– Я предлагал вам свою дочь, – рассмеялся Лагер, – да вы сказали, что в жилах вашего внука кровь торговцев и бастардов никогда течь не будет. Ну так ликуйте, теперь у вас ребенок с кровью быдла.

Через неделю Альберт сделал официальное заявление.

– Я люблю жену, ее фамилия вписана в Бархатную книгу[8], есть документ о рождении у княгини младенцев Натальи и Александра. Лагер оклеветал мою супругу и весь ее род.

Старшее поколение Хансонов решило не раздувать скандал. Спустя месяц они снова пригласили родителей невестки в Олаф, закатили пышный бал, во время которого сказали, что призовут Густава к ответу. Хансоны явно настроились на войну, но вскоре после их заявления Лагер скончался от апоплексического удара, оставив после себя трех дочерей и четверых сыновей. По городку змеями поползли слухи: Альберт приказал убить Густава. Народ зашумел, дети покойного громко вещали: Хансон – преступник, у Натальи подлая кровь, а младенец Сергей не пойми чье отродье. Назревал нешуточный скандал. И неизвестно, чем бы он завершился, но шел тысяча восемьсот двенадцатый год, наступил июнь. Войска императора Наполеона Бонапарта переправились через Неман, началась Отечественная война. Князь, отец Натальи, отправился воевать, был ранен, вернулся героем, приехал в гости к зятю, в городок, наполненный жителями, для которых русский язык был и остался родным, он встретил его цветами. Наташа, забыв накинуть на голову платок, бросилась отцу на шею, увидела, что тот без ноги, и зарыдала так, что у местных баб перевернулись сердца. Жену Альберта полюбили в тот момент многие.

Наталья поняла, что население стало к ней добрее, и повела себя правильно. Она построила школу, больницу, сама ходила по палатам, помогала медсестрам, устраивала праздники для детей, посылала бедным еду и одежду. Через десять лет госпожу Хансон стали считать святой, никто о ее простонародном происхождении и не вспоминал, а ее сыну люди кланялись в пояс.

Но не все изменили отношения к Хансонам. Дети Густава, их друзья, слуги организовали оппозицию и всякий раз на ежегодном празднике в честь дня рождения города требовали, чтобы Альберт отдал власть семье Лагер.

– Зачем нам русские? – вопрошал Франк Лагер, сын Густава. – Они пришлые, городом должен управлять человек, в роду которого нет иноземцев, представитель нашей фамилии, верный гражданин своей страны, женатый на женщине с чистой кровью.

Франк повторял одно и то же на протяжении многих лет, за что и получил кличку Верный.

Шли годы, десятилетия, Хансоны по-прежнему правили городом, обладали авторитетом, могуществом, деньгами, были благодетелями многих жителей, купались в море народной любви. Но потомки Лагера и их приспешников не сдавались, в Гарде развилось движение под названием Верные. Его члены даже сегодня не считают семью Хансон аристократической, полагают, что Карл и Елена должны отдать власть в руки Лагеров и выехать из Олафа, где поселятся новые владельцы: Фердинанд и Марта.

– А это почему? – удивилась я. – Замок всегда принадлежал семье Хансон, у Лагеров свой дом есть.

Розамунда развела руками.

– У Верных мозг больной. Хотя понятно, по какой причине они на Олаф нацелились. Замок – символ власти нашего города.

– Это смешно, – улыбнулась я, – не обижайтесь, пожалуйста, но местечко, в котором вы живете, небольшое, отнюдь не мегаполис. Тут нет значимых для государства предприятий или всемирно известного университета. Это просто старый населенный пункт, который охотно посещают туристы, любящие бродить по замкам.

Розамунда наполнила чаем мою опустевшую чашку.

– Бесполезно включать логику, у Верных она отсутствует. Вроде нормальные люди, но как только речь заходит о Хансонах, они делаются зомби и талдычат: русским у нас не место, жениться надо на своих, нужно выгнать потомков кухаркиной дочери Натальи. Возьмем мою свекровь, дряхлая старуха уже, но не сдается. Пару недель назад Петр Свенсон свадьбу играл, привез хорошую девушку из Питера, красавицу. Стоят молодые под аркой, увитой цветами, счастливые! Гости рыдают от умиления и радости, тут появляется Сельма, мать Юрия, и орет:

– Петер! Проклинаю тебя! Привел в город иноземное быдло!

Не побили Сельму только из-за ее возраста. Но что интересно! У нее магазин сувениров на центральной улице, туда туристы постоянно заходят, среди них много русских. Думаете, матушка моего мужа им козью морду корчит, товар отпускать отказывается, гонит вон из лавки? Как бы не так! Она мила, как сахарная головка, по-русски болтает лучше вас, ради процветания своего бизнеса готова любого россиянина расцеловать. Но если вы сюда на постоянное жительство переберетесь, Сельма в фартук камней наберет, окна вам побьет, кошку-собаку отравит, дверь дерьмом измажет.

– Как же она разрешила Юрию жениться на вас? – поразилась я.

Розамунда улыбнулась.

– Так я местная, у меня отец и мать не из России, и деды с бабками тоже. К Верным моя родня никогда не принадлежала, просто так вышло.

– Вы прекрасно владеете нашим языком, нет ни малейшего акцента, – восхитилась я.

– В нашем городе все говорят по-русски, – сказала Розамунда, – в школах с нулевого класса его преподают, он у нас второй официальный. Сельма меня постоянно в стан Верных привести хочет, но я не желаю ходить на их собрания и наполняться там злобой. А вот Юра у Верных один из главных.

Розамунда подперла кулаком щеку.

– Муж у них председатель. Его предок был управляющим у Густава, его правой рукой. Супруг нетерпим ко всему русскому, но к туристам относится как Сельма. И если торт заказывает, допустим, Мария Леонова, Юра приготовит прекрасное изделие. Это бизнес, работа. А в свободное время Юрий желает госпоже Леоновой самого плохого. У супруга тяжелый характер, он гневлив, скор на расправу, невоздержан на язык. Мы все верующие, ходим в церковь, отец Александр вечно мужу пеняет за его лексикон. Юра кается, но удержаться не может. И у нашей семьи есть причина ненавидеть Хансонов. Эдмунд, старший сын Мартины, убил нашу дочь Паулину.

– Боже! – воскликнула я. – За что?

Розамунда залпом осушила свою чашку.

– Паулинка красавица была, за ней ухлестывали многие, но она никому предпочтения не давала. Юрий строгий отец, непослушание он сурово карал. Паулине было велено являться домой не позднее восьми. И она знала: если задержится, отец розги возьмет. Я была на стороне мужа. Сама родила в очень юном возрасте, не хотела, чтобы дочка мою судьбу повторила, как могла оберегала ее от ошибок.