Охота на мудрецов. Неизданное - Дэлия Мор

- Тьер, Диана!

Давно меня так не будили. Моргаю, привыкая к свету, и вижу склонившегося надо мной капитана. Злой и взъерошенный как всегда. Только что с работы, так и не переодевается при мне в домашнее, а сейчас расстегивает рукава комбинезона и подкатывает их вверх.

- Ложись ровно, ноги вытяни, - командует Публий, - уже понял, что болит сильно, дай посмотреть.

А я думаю только о том, не видно ли пятен крови на полотенцах, как там мои штаны и все время кажется, что пахнет кровью. Вдыхаю выстуженный климат-системой воздух и шепчу.

- Не надо, это пройдет.

Протест слабый и пресекается на корню. Публий молча тянет меня за ноги и опрокидывает на диван, усаживаясь рядом. Хирург. Сразу подозревает худшее. Пока острую хирургию не исключит, не успокоится же. Задирает рубашку вверх и тянет резинку штанов ниже, чтобы освободить живот. А у меня внизу полотенце, пропитанное кровью. И стыдно даже перед врачом. Взрослая женщина, а так бездарно пропустила начало периода. Разлеглась со страданием на лице, будто смертельно ранена. Позор.

- Ничего страшного, правда, - пытаюсь встать, сбежать, но намучившись за день только падаю от слабости обратно.

- Мне решать, страшно или нет.

Военврач хмуро и сосредоточенно пальпирует живот. Стоило скрутиться в узел на диване, как тут же из соседки по квартире превратилась в пациентку. Отрицательно качаю головой в ответ на каждое: «больно?», пока он не добирается до подвздошной области. После первого же стона вопросов становится много. Уже понимаю, что подозревает и стараюсь опровергнуть. Обычное женское недомогание и ничего больше. Глупо это все: опрос, осмотр, беспокойство в глазах капитана. Будто я правда больна.

- Спазмолитик поставлю, - морщится он, - и продолжу.

Пока ходит к сейфу за инъекционным пистолетом, я поправляю под собой полотенца и вешаю на спинку дивана одеяло. Много будет стирки. Сбылось предсказание про море крови.

- Почему не сказала? - недовольно выговаривает Публий, пока протирает салфеткой с антисептиком место укола. - Я врач, меня не надо стесняться. Сейчас в ночь уже ничего не достану, но завтра утром принесу.

Прикусываю язык и отворачиваюсь. Должна сказать, но не знаю как. Язык не повернется предупредить, что тампоны мне нельзя. Тогда в центре Мотылек пошла к старшему санитару отстаивать наше с ней право пережить период без дискомфорта. Молодая совсем девчонка, ей невинность мешала, а мне мышечные спазмы. Те самые непроизвольные и неконтролируемые, превращающие каждый гинекологический осмотр в пытку. От испуга это случилось или от разочарования, но близость для меня теперь крайне болезненна и неприятна, а вместе с ней вообще все, что связано с женской физиологией. Не представляю, с какими словами Мотылек вернула Дециму упаковку, но на следующий день он принес то, что надо.

- Кровотечение сильное, - пытаюсь найти логичную причину и не рассказывать подробности своей интимной жизни, - нужно много...

- Хорошо, я понял, - кивает он и с щелчком делает укол, - а про кровотечение на третий или четвертый день поговорим.

Молчу, свой лимит откровений на эту тему я исчерпала. Спазмолитик действует неожиданно быстро, и я расслабляюсь, прикрывая глаза.

- Полегчало, - довольно сообщает Публий и снова освобождает мой живот от одежды. Давит пальцами легко и осторожно, будто боится навредить, а я думаю, что легенды о невероятной нежности рук хирургов правдивы. Словно на музыкальном инструменте играет, перебирая струны. Согреваюсь теплом прикосновений и забываю о неловкости момента. Хочется, чтобы не отпускал, хоть до утра вот так гладил и постукивал, прислушиваясь к одному ему ведомым ощущениям.

- Нет ничего такого, ты права, - выносит военврач вердикт, - я тебе оставлю таблеток на столе, если снова станет больно, примешь одну, но не больше трех за сутки. И давай без: «потерплю и само пройдет», договорились?

Смотрит внимательно, будто страшную клятву с меня требует. Не удержу своё любопытство при себе.

- Публий, а правда, что офицеры отказывают от обезболивающих и даже серьезные ранения переносят молча?

- В академии сказок наслушалась? - смеется военврач. Впервые с того момента, как я его увидела свободно и легко улыбается. Сидит на краю дивана, положив ногу на ногу и рассказывает.

- Когда я учился, сочиняли, что даже операции переносят без наркоза. Настолько натренированы терпеть боль. Можно не мучиться с анестезией, только связать покрепче.

Фыркаю, представив себе это.

- Бред, конечно, - продолжает Публий, - но есть в нем доля правды. Меня всегда эта глупость возмущала. Особый шик переносить ранения молча. Два ножевых, проникающих в брюшную полость, лужа крови, лицо белое, будто уже в саркофаге лежит, а молчит и только зубами скрипит. Терпимо ему.

Капитан замолкает, вспоминая того цзы'дарийца. На мгновение снова становится мрачным, а я вздрагиваю от сквозняка, кутаясь в одеяло.

- Он выжил?

- Да, - вздыхает капитан, - хотя я до сих пор не понимаю, как ему удается. Наверное, характер настолько скверный, что в бездне никто не ждет.

Шутит, надо же. До чего же приятно видеть Публия таким. Ему идут улыбка и блеск в глазах. Больше не надо пить Шуи, чтобы исчезла броня. Надеюсь, дальше будет еще легче. Неважно, сколько мне предстоит пробыть здесь. Неправильно, что он не чувствует себя дома.

- Публий, знаю, переход резкий, но почему ты по квартире ходишь в форме?

И без того большие глаза капитана округляются. Он сглатывает слюну и взволнованно ерошит рукой волосы. Настолько неожиданный вопрос?

- Я переоденусь, - сдается он, - ты ужинала? Уверен, что нет. Лежи, я принесу. Тихо! Без возражений. По крайней мере, до завтра у тебя постельный режим. А дальше на динамику посмотрим. Сама врач, не хуже меня знаешь, когда стоит волноваться.

Меня дергает, как Публия на рисунки. Давно не врач и простилась с прошлым. У каждого есть рана, которую не хочется бередить.

- Я мудрец, - поправляю его, - военная тайна, живущая под присмотром у психиатров.

- Больше не тайна, - сухо отвечает медик и достает из кармана планшет, - Создатель всех вас сдал. Это запись вечернего выпуска новостей, смотри, а я пошел за ужином.

Девайс ложится мне в руки, вспыхивает экран и Публий запускает с главного виджета файл с роликом. Играет до зубовного скрежета знакомая заставка, диктор поставленным голосом приветствует аудиторию, а рядом с ним в студии сидят два пропавших мудреца. Маятник и Создатель. И мой мир в очередной раз переворачивается.

Захожу на кухню и вижу накрытый стол. Сам бы никогда не стал доставать столько посуды, заворачивать салфетки, готовить мясо с овощами. Пахнет вкусно, выглядит красиво, тьер, так и привыкнуть можно. Еда не тронута, не стала Диана одна ужинать. Я не расстроился, когда сегодня не вышла встречать, глупо это. Не обязана ждать меня со службы, готовить, прибираться, делить со мной постель. Не моя женщина. Не моя.