Дух воина - Марианна Красовская

Переживать некогда, даже, наверное, спать смысла нет ложится. Теперь не будет никакой нужды вставать на рассвете. Выспится потом.

Это был, кажется, самый длинный день в жизни Женьки. Не то чтобы она хотела куда-то мчаться – ноги и руки болели со страшной силой. Но и лежать весь день в шатре было невыносимо. Если бы не Листян, она бы совершенно сошла с ума, а так хоть не одна была. Ее даже покормили обедом – опять благодаря сестре Баяра. Принесли нормальную человеческую одежду, вполне ей подошедшую – тоже по просьбе Листян. Но когда стемнело, она ушла в родительский шатер, оставив подругу дожидаться мужа.

Баяр явился очень поздно, вздрогнул, увидев в мерцающем свете светильника светлые Женькины глаза, устало плюхнулся на подушки.

– Прости, дел много было. Завтра… уже сегодня на рассвете мы покидаем стан. Ты сможешь ехать верхом?

– Наверное, – тихо сказала Женька, вглядываясь в его лицо. – Что было на суде?

– Неважно, тебе этого знать не обязательно.

Женька матюгнулась на русском сквозь зубы, вскочила на ноги – и куда только вся немощь делась?

– А разводы у кохтэ имеются? – процедила она. – Что-то мне замужем уже не нравится, Баяр.

Он рывком схватил ее за локоть, притягивая к себе, и прошипел прямо в лицо:

– Ты бы помолчала, женщина. Норов свой успеешь еще показать. Тебя защищаю, дуру, не в игрушки играю. По твоей милости я всего лишился – и войска, и дома, и семьи. Так что заткнись и дай мне хоть пару часов поспать.

Оттолкнул ее и завалился на постель, закрывая глаза и мгновенно проваливаясь в сон.

Женька только глаза таращила и хватала воздух губами. Хотелось пнуть его в бок, заставляя проснуться. Хотелось немедленно сбежать прочь. Но здраво поразмыслив, она решила, что утро вечера мудренее, к тому же, если уезжать – надо хоть немного отдохнуть. Если она хочет, чтобы с ней считались – не стоит вести себя как базарная баба. Она – воин, даже несмотря на тряпки, на нее надетые.

Ее защищает? Ишь, какой смелый! Так она не просила, это было только его решение. И он вздумал ее в этом обвинять? Напрасно. Теперь, когда он больше не ее командир, она ему обязательно все скажет… утром. Или немного позже.

Вторую ночь она спала рядом с мужчиной, да что там – рядом с человеком. Живым и теплым. Матери она никогда не знала, та оставила ее в роддоме, а потом всю жизнь – отдельная люлька, отдельная постель в общей спальне. Женька всегда очень трепетно относилась к личному пространству. Никогда и никого не обнимала без крайней на то необходимости, от людей шарахалась, даже рядом старалась не садится. В общественном транспорте ездила только когда не было возможности ходить пешком. Друг был настоящий у нее один – Костик. И с ним она тоже не соприкасалась. Всегда остро помнила, что несмотря на мужские штаны – она девочка. А он – существо противоположного пола. Никаких телячьих нежностей ей было не нужно, Женьке страшно нравилось одиночество. Самый большой кайф был для нее – спать одной на большой кровати. В идеале – голой. Абсолютная открытость миру – но не людям.

И тем страннее было ощущение тепла рядом.

В этом мире все поменялось. Началось все, кажется, с Листян. Она просто не заметила всех Женькиных колючек и стен. Она обнимала ее когда хотела, говорила все, что хотела, поверяла ей свои тайны – и Женька уже готова была отдать за нее жизнь. О, если бы кто-то обидел эту девочку, даже посмотрел на нее косо – да Женька бы ему горло перегрызла в прямом смысле слова!

Теперь вот Баяр. Да, Женька им восхищалась. Как воином, как командиром, как мужчиной. И тянулась к нему – как к старшему брату, как к отцу, которого никогда не знала. До того самого урока стрельбы. После – она уже думала о нем по-другому. Никогда не мечтала ни о любви, ни о близости с ним, но за его одобрительный взгляд, за ладонь, треплющую волосы, готова была совершать подвиги. А теперь он – ее муж. И спит с ней рядом.

Она осторожно подползла поближе и очень робко коснулась пальцами его волос. Ей вдруг захотелось – впервые в жизни – прижаться к другому человеку. Согреться его теплом. Самое сокровенное разделить – сон. Спать рядом – это невероятное доверие. Особенно для женщины. Баяр всхрапнул во сне, повернулся, закидывая на нее свою руку, потом подгребая под себя. Обхватил, впечатал в себя плотно-плотно, не оставляя даже пространства для вздоха, закинул колено на ее бедро и уткнулся носом в волосы. Женька оцепенела. Как ни удивительно, страшно ей не было вовсе. Никакого отвращения, никакой нервной дрожи. Словно… свой.

Любовь? Нет, Женька в это не верила. В инстинкты, пожалуй, верила, да и то… Все гормоны. У кого эти самые гормоны не выделяются – тот любить и не умеет. Как мать ее. С матерью у Жени отношения были сложные. Лет до 12 она ее обожала, прощала и мечтала найти. Потом ненавидела и тоже мечтала найти – чтобы в лицо плюнуть. А затем поняла: так она и сама такая же. Ей никто не нужен. Если бы ненароком залетела – поступила бы так же. Аборт бы не сделала, потому что жизнь – это святое. Родила бы – и в детский дом. Не нужен ей никто, она самодостаточна. Абсолютно. Даже друзья не нужны. Если бы была у нее возможность, устроилась бы смотрителем маяка и была бы совершенно счастлива.

А в объятиях Баяра она вдруг согрелась. Невероятно – так уютно и тепло не было ей никогда. Можно было даже закрыть глаза и совершенно расслабиться. И даже заснуть.

***

Баяр проснулся на рассвете – с мыслью о том, что как раньше уже никогда не будет. А еще – рядом была женщина. Вкусно пахнущая, приятная на ощупь и, наверное, на вкус: он успел ощупать все ее выпуклости и изгибы. А вот лизнуть нежную и тонкую, как у младенца, кожу за ухом не успел, вспомнил, кто рядом с ним.

Жена.

Мальчишка! Мальчишка-рюс, который вдруг вовсе и не мальчишка. И что с ним теперь делать, Баяр не понимал. Влечение? Да. Оно в полной мере присутствовало. Пожалуй, это было даже интересно – приручить вот такую дикую, теперь уже степную кошку. Кусачую и с острыми когтями. Зубы у Дженны имелись, и весьма опасные, он прекрасно помнил, как эта воительница отбивалась от иштырцев.

Дженна, сонно моргая, выплывала из объятий сна. Хорошенькая, такая беззащитная и нежная – и тут же вся съеживалась, напрягалась, казалось, даже становясь меньше, но куда опаснее. Взгляд совсем другой уже, колючий, настороженный. Губы поджаты, брови нахмурены. Кошка, как есть кошка. Баяру вдруг захотелось это выражение из ее глаз убрать. Сможет ли она когда-нибудь ему доверять? Что делали рюсы с этой девочкой? Неспроста она пряталась от всех, даже от самой себя! Как дать ей понять, что он ее не обидит? И… как все же сделать ее женой?

Ай! После решит. Еще не одну ночь им придется провести рядом. Сейчас же пришло время уходить.

– Нам пора.

Она сосредоточенно кивнула. Поднялась, чуть морщась, огляделась и вдруг ужасно покраснела – просто пятнами вся пошла. Баяр тут же вспомнил про ее нечистые дни, пробормотал, что ждет ее снаружи, и выскочил из шатра. Он был мужчина, и эти дела никогда его не касались. Его женщины могли, конечно, что-то сказать, но в эти дни к нему не приходили, а как там и что происходило у матери и сестры, он и знать не знал. А теперь вот надо как-то узнавать, потому что о своей женщине у кохтэ принято заботиться, а как о ней заботиться, если даже не понимаешь, что происходит? Больно ли это? В конце концов – кровотечение. И спросить не у кого, хоть к Илгыз иди – так его бывшая подруга теперь замужем. Вряд ли Карын обрадуется таким вопросам к его жене.