Двое из будущего. 1901 -… - Максим Валерьевич Казакевич

один из наших первых мотоциклов приобретет, самый что ни на есть дорогой. Благо средства позволяют.

А что по поводу кадрового голода… — надо будет что-то с этим думать. Уже сейчас мы серьезно подчистили Санкт-Петербург, выгребли многих свободных инженеров, химиков и людей, понимающих в природе электричества. И подчистили довольно легко, люди либо приходили сами, либо их приводили наши работники. И устраивались к нам на работу довольно легко и никто нам скандалы не устраивал, ибо зачастую эти ценные кадры не были связаны никакими договорами. И виной тому был…, как это ни банально, кризис. Так, по крайней мере, пояснял мне Попов. Я здесь уже три года, появился перед самым началом застойного периода и потому я просто не догадывался, что начинаю работать в такое неудачное время. Мне не с чем было сравнивать, у меня не было видения ситуации в промышленности прошлых лет. И потому о свалившемся на мир кризис я узнал лишь спустя продолжительное время из газет, что разводили население на истерику и от нашего генерального директора Попова, который и просветил меня по этому поводу. Ну, что ж, нам повезло, что мы начали работать с канцелярии, служащие со своих мест пачками не увольнялись, и работа у них была всегда. Они всегда работали с бумагами, кропали записки, доклады и отчеты, оформляли документы и прочее, прочее, прочее. А там где работа с бумагой, там и наши кнопки-скрепки очень весьма кстати. Ну а потом мы слегка встали на ноги и смогли воспользоваться кризисным явлением, с легкостью находя ценные кадры. Теперь же, ситуация немного изменилась. Мы выбрали свободный лимит и нам стало не хватать людей. У меня был серьезный разговор с Поповым об этой ситуации. Что делать? И он предложил мне правильный выход — нам следовало выращивать собственные кадры. Искать сметливых молодых людей и обучать, обучать, обучать. Вкладывать в них деньги, холить и лелеять, гладить по шерстке и делать все для того чтобы те, обучившись и приобретя навыки, не сбежали к конкурентам. Я все понимал, это просто такая необходимость, но, блин, как же это получается долго и дорого. Я человек хоть и не жадный, но представив себе, во что нам это выльется, помрачнел лицом. Попов меня долго увещевал, уговаривал, приводил логичные аргументы, которые мне было нечем бить. Он был прав, тысячекратно прав. И нам от этого никуда не уйти. И потому, скрипя сердцем, я был вынужден согласиться. Дал ему разрешение на такой подбор кадров. Но тут же, вспомнив советский опыт распределения кадров, выдал нашему генеральному дополнительный рецепт — нам следует привлекать к работе толковых студентов старших курсов, платить им дополнительную стипендию, с той целью, чтобы те, выпорхнув из родных пенат, осели в нашем производственном гнезде. Так будет и быстрее и гораздо дешевле. Попову идея очень понравилась. На том и порешили и, хочется надеяться, что наше решение правильное.

А что же до рабочих специальностей… Мы и так уже обучаем людей, отправляем их на курсы по нужным нам профессиям и обучаем на местах по мере возможности. Тоже, между прочим, недешевое удовольствие, приходится оторванным от производства рабочим платить стипендию. Хоть и вполовину от их заработка, но все же это было очень дорого.

В середине жаркого и душного августа, в ночь, когда и луны со звездами на небе не был видно, я стал отцом. У меня родилась девочка. Третья за мою короткую жизнь и первая в этом мире. Роды были… нормальными, если так можно сказать. Маринка еще днем почувствовала схватки, и потребовала немедленно привезти ей повитуху. Ту, которую она давным-давно присмотрела. Щаззз…, мне только бабок здесь и не хватало. Будет еще лезть своими немытыми руками куда ей соваться не следует, заразит потом мне и ребенка и жену. Потому, бабку, приведенную Зиной, я прогнал сильным пинком под зад и проводил грубым матерным словом, а сам привез к себе домой хорошего врача-акушера с помощницей. Вот они-то и приняли роды. Сделали все по высшему разряду, все по нынешней науке. Я зорко следил я их действиями, опасался осложнений, но, слава богу, все прошло нормально. Бабы меня гнали из комнаты, говорили, что не положено мужику смотреть как жена рожает, но я их проигнорировал, а Зинаиду, возмущавшуюся громче всех, грубо осек. Мне было не до любезностей, сам весь на нервах. Маринка, конечно, намучалась при родах, накричалась так, что посадила голос, но зато потом, когда наша маленькая девчоночка сделала первый в своей новой жизни вздох и заорала неистовым благим матом, она навзрыд заплакала. А когда ребеночка положили ей на опавший живот, и та инстинктивно засосала мамкину грудь, она разрыдалась еще больше, неумело прижимая свое сокровище к себе. А вместе с ней и я пустил скупую слезу. Я был счастлив, третий раз в жизни по-настоящему счастлив.

Доктора я потом рассчитал, не поскупился. Он, уходя, напутствовал меня, объяснил, что и как надо делать, если вдруг что пойдет не так и настоятельно рекомендовал звать его в случае необходимости. Разрешил даже поднимать с постели посреди ночи.

Девочку мы назвали Дарьей. Родилась она крепенькой, пузатенькой, с темными волосиками на голове и тонюсенькими ножками. По характеру она оказалась вся в мать, такой же своенравной и требовательной. Орала по ночам, требуя титьку и мочила нам кровать через каждый час. Подгузников жалко нету. Зинаида смастерила нечто напоминающее из ваты, да подстилала под нее гору тряпок, но это было все не то. Я не помню из чего они изготавливались, не помню какой применяли материал, поэтому данную проблему я пока оставил. Только на будущее сделал заметку, попросил Мельникова подумать из чего можно будет сделать подгузники. Хотя, для данного времени и вата должна подойти.

Вокруг нашей девченочки все хлопотали — Маришка еще неумело ухаживала за ребенком, теща, души не чаявшая во внучке, помогала дочери, а Зинаида, полюбившая мелкую с первого взгляда, целую неделю отказывалась уходить домой, а ночевала прямо у нас. Притащила свою трехлетнюю Ленку, чтобы та не оставалась без присмотра. И, как ни странно, мало-помалу, но маленькая и капризная Дашка стала нашим неким цементом, что заново стала сближать Маринку с матерью. Пока потихоньку, едва заметно, но это было уже что-то. Да и с Зинаидой Ольга Даниловна стала перекидываться короткими фразами, прося ее о какой-либо услуге, наводя невидимые мостки. Прося(!), а не требуя или упрекая. И Зинаида любезно откликалась. Что ж, а мир-то, похоже, в этот дом опять возвращается.

А