Дымовая завеса - Валерий Дмитриевич Поволяев
Шрифт:
Интервал:
Автобусная остановка, к которой они пришли, имела мрачную славу — здесь убивали наших офицеров. И вообще убивали русских.
Последнее убийство произошло на глазах у Широкова.
Автобусы ходили редко, рвано, не соблюдая расписания, народа на остановках набиралось много, — так же много народа скопилось на асфальтовом пятачке и в тот серый, с тихо накрапывающим дождем день. В толпе находились два офицера в форме-песчанке, какую носили в 201-й дивизии, выведенной из Афганистана и расквартированной в Душанбе. Значит, загорелые ребята эти служили в 201-й дивизии.
Перед приходом автобуса на улице появились два трескучих, с черным вонючим дымом мотоцикла — похоже, их заправляли бараньей шурпой или топленым курдючьим салом, очень уж они чадили и воняли, — на каждом мотоцикле гордо высились всадники. По два человека. Один человек — за рулем, второй — на скрипучем сиденье сзади.
Ничто вроде бы не предвещало беды, но когда мотоциклы приблизились к толпе, седоки выхватили из-за пазух ножи — широкие плоские пчаки, которыми можно было бриться, а мотоциклисты направили свои машины прямо на толпу.
Толпа мигом развалилась на несколько ломтей, не дрогнули только офицеры, они как стояли на небольшой, с дряблым асфальтом автобусной площадке, так и продолжали стоять. Один из них потянулся к пистолету, висевшему в кобуре на поясе, но выстрелить не успел.
Седок с первого мотоцикла выбросил перед собою руку, будто железнодорожный семафор, и секанул пчаком по шее офицера. Второй седок сделал то же самое — провел лезвием по шее другого офицера.
Толпа закричала.
Мотоциклисты ударили по газам, обдали людей взваром ядовитой вони и под грохот разболтанных моторов исчезли. Широков, оказавшийся неподалеку, выстрелил им дважды вслед из «макарова», но бесполезно — пули не догнали мотоциклистов.
Пробовали «вовчики» нападать и на дома, где расположились семьи офицеров 201-й дивизии, но боевые мужики, командиры, прошедшие Афганистан, составили несколько экипажей и темными ночами, когда с гор наползал холод, на танках патрулировали по ближайшим улицам, гремели моторами, охраняя покой своих ближних, и в конце концов отбили охоту… На офицерские дома перестали нападать.
В общем, в непростое время Широков познакомился с Федором Ронжиным…
— Ну, Олег Александрович, узнал меня наконец-то?
— Узнал.
— Какими судьбами занесло в Москву?
— Я тут… ну, проездом, в общем, — Широков неопределенно помахал рукой в воздухе. — А ты?
— И я проездом. Как и ты, — Ронжин, как и Широков, тоже перешел на «ты» — ту самую доверительную форму обращения друг к другу, какая возникла у них еще в Душанбе.
«Вы» — это вежливое, способное стать очень холодным, обращение к собеседнику позволяет держать его на расстоянии, «ты» же — совсем иная штука, это дружеская форма, — и не только застольная.
— Ты куда направляешься? — спросил Ронжин.
— В Сковородино.
— Оп-ля! — Ронжин рассмеялся весело, как-то беззаботно, словно курсант, получивший из дома посылку с любимыми сладостями. — Мы с тобой — попутчики. Я еду в Хабаровск. Можем объединить усилия и неплохо скоротать время в дороге.
Широков обрадовался этому обстоятельству: на душе у него по-прежнему было неспокойно, и вообще неизвестно было, как все у него сложится, как примет неожиданного переселенца Дарьин муж, как отнесутся к вытаявшему из прошлого дяде ее дети, сумеет ли он найти себе работу, и много чего еще было неизвестно — в общем, вопросов было больше, чем ответов — волосы на голове могут завернуться в косичку.
— Усилия объединить не можно, а нужно, — сказал Широков.
— Плюс ко всему, у нас будет целый вагон попутчиков — и все свои. — Улыбка на лице Ронжина засияла пуще прежнего.
— Не понял… — Широков вопросительно глянул на подполковника.
— Я везу в Хабаровск на военные сборы группу офицеров запаса, поэтому нам дали целый вагон. Купейный…
— Когда отправление?
— Сегодня, поездом номер сорок три «Москва — Хабаровск».
— Вот совпадение — и я целился на этот поезд.
— Совпадение совсем неслучайное, — Ронжин приподнял подбородок, указывая им на небо, — в жизни таких случайностей вообще не бывает. Всякая случайность — это хорошо подготовленная закономерность.
— Наверное, — неопределенно произнес Широков.
— Не наверное, а совершенно точно, товарищ…
— Капитан, — подсказал Широков.
— Погоди, погоди, — Ронжин поморщился, — ты же капитаном был уже тогда… Сейчас ты должен быть, как минимум, подполковником. Или даже полковником.
— Был майором, да сплыл — стал капитаном.
— Случилось чего-то?
— Случилось. Потом расскажу. Но ничего ущербного в том, что я капитан, а не подполковник, нет. Меня это не унижает, Федор.
— М-да, дела, — неожиданно удрученно произнес Ронжин, — товарищ майор.
— Капитан, — поправил его Широков. — Вообще ты смотри, Федор, если мне нельзя с тобой в одном вагоне, я поеду отдельно. Куплю билет и поеду.
— Ты с ума сошел, Олег Алексеевич… Не возникай! А в майорах восстановиться нельзя?
— Звание — не суть важно, а вот восстановиться на службе или найти работу на границе — это важно. — В глазах Широкова мелькнула тень. Тень была горькой. Мелькнула она, изменив взгляд и даже лицо человека, — и исчезла.
Сделалось понятно, что происходит в душе Широкова, и Ронжин посочувствовал ему:
— Пошли Всевышний тебе удачу!
— Молюсь, да только молитвы не всегда доходят, — сказал Широков. — Видать, грехов у меня слишком много.
— Грехи — штука такая… смываются, если человек захочет.
— Очень хочу. — Широков покашлял, потрепал Серого за уши. — Имей в виду, Федор, я с напарником.
— Как зовут напарника?
— Серый.
— Серый, Серый… Очень хорошее имя. Из сказки про Ивана-Царевича.
— Сколько надо заплатить за наш с Серым проезд?
— Нисколько. Я впишу вас вдвоем в путевой лист. А деньги, Олег Алексеевич, береги, они тебе еще понадобятся.
— Понадобятся — не то слово, — неохотно согласился с ним Широков — не любил он такие разговоры, — а с другой стороны, сейчас нет людей, которым не были бы нужны деньги. Даже среди богатых и очень богатых. — Еще как понадобятся… — сказал он.
Отходил хабаровский скорый почти в полночь — до боя курантов оставалось восемнадцать минут. Вагон команде Ронжина выделили старый, скрипучий, с полом, темным от мертво въевшейся угольной пыли, — видать, вагон этот раньше привычно ставили рядом с рестораном, а рестораны в поездах дальнего следования всегда играли важную роль.
Отапливали рестораны, — как, впрочем, и большинство пассажирских вагонов, — каменным углем, еду готовили на обычных плитах, поэтому хабаровские и владивостокские поезда всегда сопровождал вкусный дух украинского борща, свежего разогретого хлеба и домашнего угольного дымка.
Все эти запахи вагон, в который вселили команду Ронжина, сохранил, он вообще до конца жизни своей будет пахнуть железной дорогой и путевыми обедами — слишком аппетитным было всегдашнее соседство.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!