Правда Грозного царя - Вячеслав Манягин

Как бы ни возмущались платные агитаторы Стефана Батория и их современные адепты, факт остается фактом: ливонцы нарушили московское законодательство и понесли полагающееся по закону наказание. Михалон Литвин писал, что «в Московии нет нигде шинков, и если у какого-нибудь домохозяина найдут хоть каплю вина, то весь его дом разоряется, имение конфискуется, прислуга и соседи, живущие на той же улице, наказываются, а сам хозяин навсегда сажается в тюрьму… Так как московитяне воздерживаются от пьянства, то города их изобилуют прилежными в разных родах мастерами, которые, посылая нам деревянные чаши… седла, копья, украшения и различное оружие, грабят у нас золото».

Конечно, царь и митрополит встревожились, когда узнали, что в немецкой слободе спаивают их трудолюбивых подданных. Но никаких беззаконий не было, наказание соответствовало закону, основные положения которого приводятся у Михалона Литвина: дома преступников разорили; имущество конфисковали; прислуга и соседи были наказаны плетьми; им даже было оказано снисхождение — ливонцев не заключили пожизненно в тюрьму, как полагалось по закону, а только выселили за город и разрешили построить там дома и церковь. Достаточно гуманно для времен, когда в Англии каждые семь лет в жертву суевериям приносили невинных людей.

Рассказ об «ужаснейших исступлениях Иоанновой ярости» (Карамзин) придется начать издалека, с еще одной цитаты из Карамзина: «Иоанн карал невинных; а виновный, действительно виновный, стоял перед тираном: тот, кто в противность закону хотел быть на троне, не слушался болящего царя, радовался мыслию об его скорой смерти, подкупал вельмож и воинов на измену — князь Владимир Андреевич».

Имел ли право «русский Тацит» на такие слова? Несомненно.

Противостояние Старицких князей с Москвой имело давнюю историю. Еще в 1537 году князь Андрей Старицкий, отец Владимира и дядя Грозного, поднял совместно с новгородцами мятеж против семилетнего Иоанна. Сам Владимир Андреевич оказался достойным продолжателем «трудов» отца. В марте 1553 г. ему оставался шаг до трона. Шаг через младенца-наследника. Трудно в полной мере оценить великодушие Иоанна, простившего брату покушение на своего первенца. Более того, в 1554 г. царь назначил князя Владимира опекуном своего второго сына — Ивана. Во время военных действий Владимир Андреевич неоднократно командовал русскими войсками. Словом, все, что царь делал для своего двоюродного брата, укрепляло реальное положение Старицкого князя.

И вдруг в 1563 г. Иоанн узнает от служившего в Старице дьяка Савлука Иванова о новых «великих изменных делах» Владимира и его матери, княгини Ефросинии. Царь начал следствие, и вскоре после того в Литву бежал Андрей Курбский, близкий друг Старицкого, его семейства и активный участник всех его интриг. В то же время умирает родной брат царя Иоанна, Юрий Васильевич. Это приближает Владимира Старицкого вплотную к трону.

Царь вынужден был принять ряд мер для обеспечения собственной безопасности. Он заменяет всех ближних людей Владимира Андреевича на своих доверенных лиц, обменивает его удел на другой и лишает двоюродного брата права жить в Кремле. Иоанн составляет новое завещание, по которому Владимир Андреевич хотя и остается в опекунском совете, но уже рядовым членом, а не председателем, как раньше. Такие меры нельзя назвать даже суровыми, они были просто адекватной реакцией на опасность.

Уже в 1566 г. отходчивый царь прощает брата и жалует его новыми владениями и местом в Кремле для постройки дворца. Когда в 1567 г. Владимир вместе с Боярской Думой вынес обвинительный приговор Федорову-Челяднину и остальным своим тайным сообщникам, доверие к нему Иоанна возросло еще больше. Весной 1569 г. царь поручил ему командование армией, отправленной на защиту Астрахани.

Однако в конце лета того же года близкий двору Старицкого князя новгородский помещик Петр Иванович Волынский, которого Карамзин в своей «Истории» почему-то упорно называет бродягой, сообщает царю о новом заговоре такого масштаба, что Иоанн в страхе обратился к Елизавете Английской с просьбой о предоставлении ему, в крайнем случае, убежища на берегах Темзы.

Суть заговора вкратце такова: подкупленный князем Старицким царский повар отравляет Иоанна ядом, в то время как сам князь Владимир, возвращаясь из похода, имеет в своем распоряжении значительные воинские силы. С их помощью он уничтожает опричные отряды, свергает малолетнего наследника и захватывает престол. В этом ему помогают заговорщики в Москве, в том числе и из высших опричных кругов, а также боярская верхушка Новгорода и польский король.

После победы участники заговора планировали поделить шкуру русского медведя следующим образом: князь Владимир получал трон, Польша — Псков и Новгород, а новгородская знать — вольности польских магнатов. Надо иметь в виду, что если бы события стали развиваться по такому сценарию, то Астрахань, с трудом удерживаемая Россией, безусловно, отошла бы к Турции, это поставило бы под удар Казань, а вместе с тем — и присоединение Сибири. Российская империя загонялась в рамки Московии XIV века и Европа могла праздновать победу.

Многие историки голословно объявили заговор фикцией, но Валишевский утверждает, что Владимир Андреевич действительно состоял в преступных переговорах с Сигизмундом, и в Новгороде был найден текст договора изменников с Польшей, на котором стояли подлинные подписи архиепископа новгородского Пимена и многих именитых новгородских граждан. Было установлено участие в заговоре близких к царю московских бояр и чиновников: Вяземского, Басмановых, Фуникова и дьяка Висковатого.

В конце сентября 1569 г. царь вызвал к себе Владимира Старицкого, после чего, по словам Валишевского, князь навсегда исчезает из поля зрения историков: «Был ли он задушен, обезглавлен или отравлен ядом… — неизвестно, свидетельства не согласуются». Поэтому каждый историк получил возможность по своему вкусу описать его кончину. Ливонские проходимцы Таубе и Крузе сообщают, что вся семья князя Владимира была полностью уничтожена. Карамзин, склоняясь к их версии, все же исключает дочерей из числа жертв, но красочно описывает смерть двух сыновей и супруги князя. У Кобрина выпили яд сам Владимир, его жена и дочь. А вот Костомаров на сей раз проявил благодушие и ограничился двумя жертвами, князем и его женой, справедливо заметив, что единственный (так все же два сына или один? — В.М.) сын и две дочери Владимира были живы через несколько лет после описываемых событий.

На самом деле известно, что в 1573 г. царь вернул сыну князя Владимира, Василию, отцовский удел, а дочь, Мария Владимировна, в мае 1570 г. стала супругой герцога Магнуса. Остается только сожалеть о том, что эти общеизвестные факты оказались «тайной» для большинства исследователей. Странно, что даже такой выдающийся религиозный философ XX века, как Г. П. Федотов пишет: «Князь (Владимир Андреевич Старицкий. — В.М.) погиб (был отравлен) с женой и со всем семейством…». Ведь смог же бесхитростный бытописатель русских святынь А. Н. Муравьев увидеть в древних стенах Успенского собора Свято-Троицкой Сергиевой Лавры гробницы дочери князя Владимира Марии и его внучки, «жертв властолюбия Годунова», но никак не Иоанна Грозного. Кто помешал Федотову взглянуть на эти могилы и узнать даты смерти покоящихся в них, остается загадкой.