ПоэZия русского лета - Максим Адольфович Замшев
Шрифт:
Интервал:
когда там режиссёрствует литва-с.
Я представитель не элит, а масс,
я прочно сшит, хотя и просто скроен.
Я мало дегустировал колбас,
предпочитаю кока-коле квас,
хотя, бывало, жрал и ананас,
но без шампанского и не с икрою.
Конечно, я за Крым и за Донбасс.
Когда за дело, то могу и в глаз,
а то и нахамить. Но чаще – скромен.
Меня определили Энгельс – Маркс
как гегемона. Сталин дал приказ —
я стал поэт, и хлебороб, и воин.
Мы базис, мы фундамент, мы каркас.
Но каждый день обманывают нас,
и задолбало спрашивать: доколе?
«Довольно стыдно теперь называть «войною»…»
Довольно стыдно теперь называть «войною»
происходящие между тобою и мною
обычные ссоры, житейское, в общем, дело,
сколь бы ни были яростны и оголтелы.
Довольно подло «жертвами» именовать
друг другу взаимно оказываемые услуги:
что-нибудь приготовить, кое-что постирать,
кинуть на карту денег, помочь подруге.
Покуда где-то и вправду идёт война
и к жертвам взаправдашним смерть уже на подлёте,
нам эта лексика строго запрещена
в нашем вульгарном суетном обороте.
Нужно бы и не ссориться, цену не набивать
мелочным нашим дрязгам и неустойкам,
пока кому-то приходится жертвовать и воевать
по-настоящему, а не на словах лишь только.
Мой Мариуполь
Зверобой
Жили в Жданове, но вот и дождались!
Год у в одна тысяча девятьсот восемьдесят четвёртом
«Ракета» с подводными крыльями вышла из Ейского по́рта
и понесла нас с мамой через залив Таганрогский.
Кто-то когда-то сказал: «Заезжайте в гости,
если будете в наших краях!»
Ну и чем не маза?
Мама искала средство от моего псориаза,
верила в силу солнца, моря и грязей,
каждый месяц откладывала по червонцу,
чтобы летом меня свезти то в Ейск, то в Анапу —
к целебным грязям, солёному морю, доброму солнцу.
Грех было не воспользоваться оказией.
Папа не мог быть против. Вообще, не надо про папу.
Для меня это был первый в жизни морской круиз.
Ожидались сюрпризы. Сюрпризы и начались.
Я блевал в гальюне. Сосал леденцы. Блевал в пакетик.
В порту нас никто не ждал, у дома никто не встретил.
На обратном пути я заснул, чтоб снова не укачало.
Моря не видел, снов не помню. Очнулся уже у причала.
Ходили ли мы по бульварам в тутовнике и каштанах?
Были ли там вообще бульвары, каштаны, тутовник?
Мне было плохо, пока мы ездили в Жданов, —
больше из этого дня я ничего не помню!
А в году две тысячи двадцать втором, в апреле,
этот город прославился страшно так и нежданно!
Я не сразу поверил, да и до сих пор не верю,
что теперешний Мариуполь – мой детский Жданов.
Что в порту, где швартовалась «Ракета» наша,
по фарватеру были раскиданы дуры-мины.
Что пацан семилетний, как я тогда, или младше
укрывался в подвале дома, что нас не принял.
Что когда малец не мог усидеть в подвале,
и не важно, скука гнала его или голод,
из квартиры, где я и мама не гостева́ли,
по нему открывал огонь, почитай, сам город,
что такую избрал себе тактику обороны:
ни добром привечать гостей, ни беречь хозяев,
рекрутируя из стервятников батальоны,
чревеса свои для укрытия им раззявив.
Напустив в себя всякой дряни и всякой швали,
взят на круг, как пьяная дура бандой подростков
(это слишком страшно, чтоб смаковать детали,
максимально сдержанно, немногословно, просто),
будет он кесарён кинжалом по «Азовстали»,
изблевав из себя две тысячи недоносков.
Минет время, очистят его от гнилого мяса,
от бетонного крошева, мин, железного лома.
И подросший мальчишка отвыкнет всего бояться:
хлопка шарика, стука двери, раската грома.
Он закончит школу женится будут дети
будет всё даже смерть а какая же жизнь без смерти
но не подлая же не в спину не от своих же
он не зря это пе́режил и не затем он выжил
ну так вот Бог даст на крылатой морской «Ракете»
лучше поездом я приеду нет мы приедем
захвачу пару внуков моря не сыщешь ближе
Мариуполь Жданов вот я тебя и увижу
разгляжу наконец и на пляже семью их встретив
познакомимся дети подружатся мы отметим
от души посмеёмся раскроем души за словом слово
и ни я ни он ничего не вспомним плохого.
«Едва мы школе говорим: пока…»
1
Едва мы школе говорим: пока! —
и быстро очищается башка,
как быстро заживают синяки.
Людская жизнь трудна и коротка,
познания порой неглубоки.
Откуда взяться новым? С потолка?
Так мы же, сука, бе́лим потолки!
Нам новости пекут, как пирожки;
мы, откусив кусочек пирожка,
глотаем не жуя: пеки, пеки!
И как-то больше всё хи-хи, ха-ха,
ведь нам хватает собственной тоски,
и наша жизнь трудна и коротка.
Но есть Земля. По ней течёт Река.
И Город есть на берегу Реки.
Земля с Рекою вечны. Город – нет,
но, разменяв вторую тыщу лет,
он не забыл ни дня из этой стражи.
В нём множество зарубок и замет,
в нём залежи осколков и монет.
Ты жаждешь правды? Плюнь на Интернет.
У Города спроси. Он всё расскажет.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!