Вселенная Айн Рэнд - Гэри Вайс

Эллисон предположил, что я лишь бегло ознакомился с «Атлантом», «произведением более зрелым». Но это не снимало противоречий, поскольку «Атлант» ориентирован в совершенно ином идеологическом направлении — не на индивидуализм, а на капитализм, который почти не упоминается в «Источнике». Там даже ругательные слова отличаются: вместо трусливых «конформистов» из «Источника», в «Атланте» Рэнд все время толкует о «грабителях».

Эллисон позже прислал мне брошюру, которая распространяется среди служащих банка для внедрения корпоративной философии «BB&T». Она насквозь пропитана объективизмом, хотя имя Рэнд не упоминается ни разу. «Качества выдающегося сотрудника „BB&T“» определены как целеустремленность, рациональность и чувство собственного достоинства. Разумеется, весьма трудно возражать против подобных черт. Разве какому-нибудь руководителю захочется, чтобы у него сидели по кабинетам инертные, нерациональные, не уважающие себя сотрудники? Лишь одно замечание в самом начале брошюры представляется неуместным. Там, как лозунг, заявлена цель «улучшить жизнь людей в городах, в которых мы работаем». Это явная уступка банальному местечковому альтруизму. Но поскольку речь идет о банке, я уверен, что это пустая риторика и не стоит придавать значение этому заявлению.

Хороший корпоративный менеджер — это человек, способный находить компромисс, примирять стороны, вести переговоры, и Эллисон явно обладает соответствующими навыками. Возможны ли компромисс и примирение между объективизмом и свидетелями Иеговы? По мере того, как в глазах американских «правых» значимость Рэнд возрастает, атеизм все очевиднее делается камнем преткновения для весьма значимого христианского крыла Республиканской партии и «Движения чаепития». Этих богобоязненных людей нельзя оскорблять, поскольку они действуют по принципам Рэнд. Как заметил Пол Белл несколькими неделями раньше, на собрании группы объективистов, «люди, которые верят в Бога», необходимы, чтобы остановить чуму коллективизма, захлестнувшую нацию.

Эллисон сообщил мне, что есть люди, называющие себя «христианскими объективистами». Лично мне это кажется оксюмороном, как и название этих надоедливых «иудо-христиан», раздающих повсюду свои брошюры. Эллисону нередко приходилось слышать от разных людей, что они согласны с Рэнд во всем, кроме ее взглядов на религию. Но по объективистским канонам рационализм не совместим с верой. Из хлеба и рыбы можно сделать сэндвичи с сардинами, но нельзя накормить толпу пятью хлебами.

Эллисону уже пришлось пройти этот путь. Он сказал мне, что получил «очень религиозное воспитание». И что же? Он отыскал самый безобидный способ заявить о своем атеизме. «Теперь я считаю себя прежде всего апологетом здравого смысла. Я не столько антирелигиозен, сколько нерелигиозен». Формирование этих взглядов «потребовало значительного времени».

Я слышу шиканье и неодобрительный гул на собраниях «Чаепития». Банкир-безбожник от правых из Северной Каролины? Многочисленные стереотипы бьют вдребезги об пол прямо у меня на глазах, прямо здесь, в чудесном отеле на Лексингтон-авеню.

Я признался Эллисону, что моя вера была несколько подорвана чтением Рэнд. Зачем ходить в синагогу в Дни трепета? Зачем молиться? В чем смысл?

Он отнесся ко мне с сочувствием. Я ощутил, что между нами возникает некая связь. «Об этом и говорила Рэнд. Это очень мощные аргументы, — сказал Эллисон, теперь выступая в качестве моего духовного наставника, а заодно и психолога. — Она с самого начала говорила, что каждый, кто признает существование Бога, должен его доказать. Еще она говорила, что религиозные люди стараются избегать этого всеми силами, хотя не потерпели бы бездоказательности в других областях своей жизни. „Докажите существование Бога, и я поверю в него“, — так она повторяла. Разумеется, никто его не доказал. Поэтому она отказывалась от веры как средства познания».

«И делала это по весьма веской причине, как мне кажется, — продолжал Эллисон. — Она говорила, что стоит взять хотя бы войны: если моя вера отлична от твоей веры, и никто из нас не в силах привести доказательства, и мы оба говорим, что получили свою веру свыше, то спор нельзя разрешить, не вступая в войну. Она говорила, что вера крайне опасна, поскольку недоказуема».

Было трудно спорить с Эллисоном по этому вопросу. На самом деле он меня победил. Спустя два дня, в Йом-Киппур, я проснулся поздно и плотно позавтракал. Я испытал облегчение. И мне это не понравилось.

Джон Эллисон высказал убедительный довод, когда упомянул, что вера опасна, поскольку недоказуема. Это касается любой религии или культа. Вообще говоря, то же самое можно сказать и относительно объективизма. У политических и философских движений не бывает горячих сторонников или ненавистных отступников. Оппонентов там не поносят как грешников. Не изгоняют инакомыслящих. Не обливают грязью тех, у кого возникли личные трения с лидером движения. А в объективизме все это есть.

Самые известные вероотступники — это Натаниэль и Барбара Брандены, самые выдающиеся помощники Рэнд. Оба они живы, оба говорили со мной — Барбара заметно дольше, чем Натаниэль, который долгие годы был вторым лицом в иерархии объективистов.

Натаниэль (настоящее имя Натан Блюменталь) родился в Онтарио и был студентом Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, когда написал восторженное письмо Рэнд и получил приглашение посетить ее на ранчо в долине Сан-Фернандо. Невеста Брандена, Барбара (урожденная Вайдман), тоже из Канады, вслед за Натаниэлем вошла в число приближенных Рэнд. Когда в начале 1950-х годов они переехали в Нью-Йорк ради учебы в Нью-Йоркском университете, Рэнд тоже переехала в этот город. Вокруг них сформировался так называемый «Коллектив», который в первые годы состоял в основном из родственников и друзей Барбары, приехавших из Канады. Среди них был и ее кузен Леонард Пейкофф, и подруга Барбары, которая только что вышла замуж за неотесанного парня, экономиста по имени Алан Гринспен.

Нет смысла снова в подробностях пересказывать, что произошло в дальнейшем, как бы любопытно это ни было. В наши дни это называется «сексуальные отношения ненадлежащего характера». Связь Рэнд с Бранденом началась в 1955 году, после того как они получили вымученное «согласие» своих супругов. Расстались они в 1968 году, когда Бранден увлекся молодой женщиной, на которой тоже не был женат. Барбара Бранден рассказала эту печальную историю целиком в 1986 году, в книге «Страсть Айн Рэнд». В 1999 году по книге сняли фильм с Хелен Миррен в роли Рэнд и Джули Делпи в роли Барбары. Натаниэля сыграл Эрик Штольц, а Фрэнка О’Коннора — Питер Фонда. Хелен Миррен в роли Рэнд, увлеченной сексуальными отношениями, стала, должно быть, одним из самых больших открытий в истории телевизионных фильмов, и отзывы на картину были очень противоречивыми. В обзоре «The New York Times» сказано, что «даже достойная восхищения Хелен Миррен не смогла убедительно воплотить образ главной героини, безумной старухи Айн Рэнд».[70] Какими бы достоинствами ни обладал фильм, он, как и книга, весьма способствовал окончательному уничтожению репутации Рэнд.