Дальний рейд - Михаил Михеев

Видя, что профессор замешкался, Кэвин, сидящий ближе всех к нему и отличающийся абсолютным безразличием к авторитетам и не слишком развитым чувством такта, лениво откинулся в кресле и небрежно бросил:

– Профессор, вам же сказали, что вы свободны. Надо будет – позовем, а сейчас идите и не мешайте.

Красный, как рак, профессор сгреб со стола бумаги и вышел из кабинета. Вся его неестественно прямая спина прямо-таки выражала обиду. Айнштейн усмехнулся:

– Кэвин, тебе не кажется, что ты перестарался?

– Абсолютно не кажется, Александр Павлович. Каждый должен знать свое место. Пускай в своем институте командует, а здесь скажут «упал-отжался» – упадет и будет отжиматься.

– Вот чем мне нравится феодализм – так это простотой суждений. – Айнштейн усмехнулся. – Ладно, пойдемте пошепчемся, а то на некоторых уже лица нет.

Виктор предпочел проигнорировать намек – с момента его ранения прошло уже почти четыре месяца, но он все еще не восстановился. Хотя, конечно, физически он был уже здоров – раны зажили, кости срослись, даже лом он, как в старые времена, мог узлом завязать. Вот только выносливости не было совершенно – уставал Виктор мгновенно и есть хотелось постоянно. Это было совершенно нормальной реакцией на процедуру экстренной регенерации, которой он подвергся, но легче от этого не становилось. Да еще Айнштейн, зараза, постоянно лез с нравоучениями о том, чем должен заниматься адмирал и куда ему лезть не следует. Спорить с ним на фоне постоянно накатывающейся слабости было занятием неблагодарным, поэтому Виктор предпочитал терпеть и ждать, пока полностью не выздоровеет для того, чтобы смыться куда-нибудь в космос, в очередной рейд. В этом смысле нравоучительные беседы Айнштейна давали результат, прямо противоположный ожидаемому.

Тяжело поднявшись, Виктор, опираясь не трость, вышел из конференц-зала в пристроенную к нему сзади небольшую, уютную комнату отдыха. Остальные, бодро перебрасываясь шутками, последовали за ним – сидеть и пить кофе удобнее на мягком диване, чем в офисном кресле, в котором от кресла только название да подлокотники, а так оно жесткое и неудобное, специально, наверное, так сделано, чтобы не расслаблялись. Периодически то у одного, то у другого Лорда-Адмирала возникала мысль повыкидывать эти кресла на помойку и установить что-нибудь поудобнее, но дальше разговоров дело пока не шло – всегда находились дела поважнее и мысль в очередной раз забывалась до лучших времен.

Виктор конференц-зал вообще не любил, но сегодня он был нужен – доклад ученых требовал хорошего панорамного экрана и некоторых дополнительных прибамбасов, а как раз в конференц-зале было для этого все необходимое. Хотя, если честно, докладом Виктор был недоволен – ученые мужи, как обычно, вместо того, чтобы изложить все коротко и ясно, развели муть на три часа, нагородили кучу формул и взаимоисключающих выводов. Хорошо хоть в главном они сходились, но сквозь их перегруженный паутиной витееватых оборотов и полупонятных терминов языковой барьер Виктор продирался с трудом. Его это откровенно бесило, Айнштейн внешне оставался совершенно спокоен, но что творилось у него внутри сказать было сложно. Остальные Лорды-Адмиралы, не имея такого мощного, как у них, базового образования, как обычно сбросили право разбираться в проблеме старшим товарищам. Такое доверие не могло не радовать, но чисто физически лишь добавляло хлопот. Виктор в очередной раз поймал себя на мысли, что либо следует всерьез взяться за повышение образовательного уровня своих товарищей (а то некоторые, не будем тыкать пальцами, освоили чисто военные аспекты и успокоились, забыв, что любая остановка – первый шаг к деградации), или особым приказом ограничить ученым время доклада, скажем, пятнадцатью минутами – тогда они просто вынуждены будут делать выжимку, удобную для восприятия непрофессионалов. А лучше всего сделать и то, и другое, только вот время, время…

В комнате отдыха Виктор бухнулся в объятия мягкого дивана и с интересом начал наблюдать за Калой. Принцесса, как всегда, начала готовить кофе, он у нее получался изумительный, и Виктор, с интересом наблюдая за точными движениями ее тонких, не по женски сильных рук, подумал, что у каждого есть свой талант. Все мы можем достигнуть в чем-то совершенства, оставаясь во всем остальном лишь ремесленниками. Да, грамотными, профессиональными, но ремесленниками. Не всегда это плохо – порой ремесленники нужнее, чем гении, и история дает тому немало примеров. Вот например генерал Родимцев, отстоявший Сталинград… Никто и никогда не считал его великим полководцем, но знаменитого Паульса он остановил, остановил просто потому, что имел приказ удержаться – и удержался, уперся рогом там, где большинство куда более талантливых спасовали бы, не видя возможности победить. Подобные примеры не так и редки, но все же насколько приятно смотреть на то, как человек делает действительно любимое дело, даже если это просто варка кофе.

– Ваш кофе, командир, – принцесса протянула ему изящную фарфоровую чашечку. Виктор благодарно кивнул, аромат кофе приятно щекотал ноздри. Сцапав с большого круглого блюда, стоящего на столе, небольшую сладкую плюшку, он откусил от нее сразу почти половину и с аппетитом принялся жевать. Остальные не отставали.

– Все же есть в этом мире вечные ценности, – с напускным пафосом заявил Анрэ. Любил он ввернуть что-нибудь такое, что не поймешь, шутит он или говорит серьезно.

– Именно. Взять хотя бы эти плюшки, – хохотнул в ответ Медведь. – От них, мне кажется, куда больше пользы, чем от всех ученых вместе взятых.

– Не могу с тобой согласиться, – Кэвин со вздохом откинулся на спинку дивана и вытянул ноги. С утра он по просьбе Виктора мотался с инспекцией по заводам, производящим оружие, и порядком устал, а тут еще это сидение и слушание малоинтересного ему доклада. – Вечной, и то относительно вечной, ценностью могут быть только люди. Скажешь, нет?

– И что? – не понял Анрэ.

– Люди – не вещь.

Медведь согласно кивнул. Анрэ насупился:

– Если вы шуток не понимаете…

– Стоп! – хлопнул ладонью по подлокотнику Айнштейн. – Вы мне тут еще подеритесь. У нас проблем вагон, а вы тут ерундой занимаетесь.

– Да какие проблемы? – удивился Медведь. – Разнесем там все вдребезги и пополам, вот и все проблемы.

– Чем? Кувалдой? А нас тем временем с другой стороны шмяк – и все.

– Кто? Нас все боятся, как…

– Никто нас не боится, – прервал его Виктор. – С нами не связываются, потому что это себе дороже выйдет, но, будем смотреть правде в глаза, как только мы дадим слабину хоть в чем-то, нас раздавят. И, поверь мне, на слово, никого не будет волновать, что мы только что защищали интересы их всех, грудью встречая агрессора. Оказанная услуга – уже не услуга.

В его словах было столько горечи, что никто не посмел возразить. Да и то сказать, Виктор был прав и в этом сложно было сомневаться, все присутствующие не раз стояли на краю и прекрасно понимали, что людской подлости предела нет. Хотя бывает и наоборот – нет предела и человеческой щедрости, самопожертвованию и много чему еще. Человек вообще существо противоречивое и непредсказуемое. Тем человек и ценен, тем он и страшен.