Виктор Илюхин. Охотник за президентами - Александр Волков

- У меня меньше, чем у других, но, к сожалению, люди тоже гибли, было много раненых. И когда мой 8-й Гвардейский армейский корпус обескровел, нас вернули в Волгоград зализывать раны. Я понял, вывели ненадолго. Мы получили опыт военных действий, почувствовали в отличие от многих вкус победы, потери нас не выбили из седла, люди рвались в бой отомстить за своих друзей, товарищей. Это и министерство поняло. Поэтому я считал, что сейчас добавят личного состава до штатной численности, от ремонтируем технику, и корпус опять пойдет в бой. Моя задача была - успеть привести части в боевое состояние, «натаскать» молодняк, выбить новое вооружение, пополнить боезапасы. А тыловики и вооруженцы все тянули, тянули время. Чувствую, придется в Чечню возвращаться, с чем есть.

- А «Наш дом - Россия» при чем?

- Да вот при том. Пока мы воевали, у вас тут выборы затеялись. Меня к себе Черномырдин вызывает, говорит, ты хорошо проявил себя на войне, мы тебе Героя дадим и пойдешь во главе списка в Госдуму. Я нив какую, у меня же за спиной корпус «голый», уйду на выборы, кто их вооружит, укомплектует, обучит? Виктор Степанович опять за свое, мол, завтра Героя на тебя Ельцин подпишет, а корпус подождет, никуда не денется. Вот тогда я и смекнул, что под это дело я могу условия ставить, видать, сильно я им нужен был. - И какие же вы им условия поставили?

- Чтобы боевые машины пехоты и танки дали новые, а не с ремзавода. Чтобы пустые склады артвооружения пополнили. Чтобы корпус с призванным молодняком в «командировку» на Кавказ не направляли минимум пол года - их подучить надо.

Квартиры вдовам офицеров и прапорщиков, пенсии их семьям без промедления. И последнее условие - Героя России не присваивать. Я же понимаю, им это для выборов надо, а какие могут быть Герои в гражданской войне? Это просто аморально, разве не так?

Слушал я генерала - и все больше проникался к нему теплыми чувствами. Надо же, среди карьеристов, чиновников и богатеев, которыми была наполнена фракция НДР, оказался вот такой «расчетливый» генерал-лейтенант с тяжелой судьбой военного человека. От него я узнал, как Лев рос без отца в казахском городе Аральске, как мать, простая русская женщина, в девичестве Гончарова, приучала его к самостоятельности, прививала любовь к спорту. В 1970 году Рохлин с отличием окончил Ташкентское общевойсковое командное училище, служил в Германии, Заполярье. Воевал в Афганистане, был командиром полка, потом снят с должности, снова восстановлен. Летел в Союз, их вертолет сбили душманы, сломал позвоночник, чудом остался жить. Заново научился ходить, вернулся в строй, командовал полком, дивизией, корпусом, с золотой медалью закончил Военную академию имени Фрунзе, потом академию Генштаба, навоевался досыта в Чечне, пока судьба неожиданно не бросила его в Государственную думу.

Меня удивило, сколько у нас с ним было общего. Он воевал или стоял на линии огня во многих «горячих точках», там, куда я сам со следственными бригадами выезжал в командировки по поручению Прокуратуры Союза, - в Грузию, в Армению, в Азербайджан. По службе Рохлин тесно пересекался с генералами И. Родионовым и А. Макашовым, с которыми меня связывали добрые отношения. Даже в семьях нас постигла одна беда - сыновья одного возраста болели тяжелой неизлечимой болезнью. Как я его понимал! Наверное, как никто другой.

- А теперь что? - спросил его я. - Восстановишь корпус и опять в бой? Рохлин задумался. На столе стояла бутылка коньяка, но спиртное не шло. Пили зеленый чай. Он подошел к окну, за которым из-за громады гостиницы «Москва» виднелся Кремль, и сказал:

- Вот вы, Виктор Иванович, на девятом этаже, мой кабинет - на десятом, прямо над вами. Отсюда, сверху, открывается не только красивая панорама Москвы. Отсюда ой как далеко видно. Куда как больше, чем из окна командира гвардейского общевойскового корпуса. Вот я и посмотрел внимательно. Ко мне поступают такие документы, что за голову хватаешься. Я думал, что у нас дела плохие с Вооруженными Силами, а оказывается все намного хуже. Просто катастрофа. И вот этот Кремль, этот президент, вся эта камарилья ставят страну на колени. Ясно, Россия погибнет, если за нее не бороться. С такими армией и флотом нас голыми руками могут взять. Поэтому придется, уважаемый Виктор Иванович, здесь задержаться.

На этом разговор закончили, разошлись по домам уже ночью. И с тех пор мы как-то потянулись друг к другу. Да и в работе действовали согласованно. Очень часто вели расследование одного дела с двух направлений, каждый со своей стороны. Например, как так оказалось, что при выводе войск на территории Чечни осталось столько автоматов, пулеметов, гранатометов, БМП, танков и даже самолетов, что можно было спокойно вооружить три-четыре дивизии? Каким образом Россия передала Армении массу оружия и боеприпасов в то время, когда республика активно конфликтовала с Азербайджаном? А чего стоило расследование по урановой сделке Гор - Черномырдин? Все это - истории большого предательства на государственном уровне. Погибли десятки тысяч людей в гражданской войне, в различных межнациональных конфликтах. Миллиарды долларов растворились на счетах чиновников, причинив огромный финансовый и нравственный ущерб нашей стране, намеренно сделаны огромные бреши в системе безопасности и обороноспособности государства. Касаться этих тем было смертельно опасно, а Лев Рохлин не то что касался, а предметно исследовал их. Встречался с людьми, выезжал в «горячие точки», чтобы проследить пути переброски оружия, боеприпасов и топлива, докладывал об этом с трибуны Госдумы. Вместе мы готовили депутатские запросы в ФСБ, Прокуратуру, МВД, в Совет безопасности, в Министерство иностранных дел, в Администрацию президента и даже за границу.

Рохлин был для меня не просто коллегой по депутатскому корпусу, не просто стал другом, с которым я разделил ответственность за выступления против правящего режима созданного им Движения в поддержку армии. Он был мне как брат, на которого я всегда мог положиться и за которого был сам готов идти в огонь и в воду.

После той первой встречи-знакомства прошло полтора-два года. За это время Рохлин активно изучал секретные документы, материалы военных советов, справки специалистов, встречался с генералитетом Министерства обороны, выезжал в военные округа. И чем он глубже «копал», тем мрачнее становилась общая картина состояния дел в армии и на флоте. Он выступал в Госдуме, писал письма в разные инстанции и получал пустые ответы. Не выдержал и обратился к Верховному Главнокомандующему с просьбой принять его с докладом. Ельцин отмахнулся - не царское дело слушать про «оборононеспособность» государства. Тогда Рохлин пишет докладную в Совет Безопасности, где подробно расставляет все точки над «i». Безрезультатно - все занимаются «высокой» политикой. Следующая попытка пробить брешь в чиновничьем безразличии - личный разговор с председателем Правительства. Черномырдин выслушал Льва Яковлевича без интереса, документы взял и положил «под сукно». Все. Тупик. И Рохлин понял, что добровольно они слушать его не станут. Плевала власть на проблемы Вооруженных Сил, военных и настырного депутата из созданной ею самой фракции. Но генерал не тот человек, который молча утрется и отойдет в сторону. Он заставит себя слушать любой ценой. Тем более, ситуация для него предельно упростилась - враг определен. Дальше оценка обстановки, сил, средств, методов борьбы. Все, как в Боевом уставе, все, как на войне.