Красный газ - Эдуард Тополь

Россия же планирует получать от 8 до 10 миллиардов долларов в год от продажи 40 млрд кубометров газа. Контракты с фирмами гарантируют России меньше половины этого дохода.

Журнал «Экономист»

Апрель, 10, 1982 г.

НОВЫЕ НАДЕЖДЫ

Западногерманские банки согласны предоставить России 1,13 млрд долларов на строительство сибирского газопровода.

Журнал «Экономист»

Июль, 17, 1982 г.

В истории строительства газопровода «Сибирь–Западная Европа» таких эпизодов было не один и не два, каждый Раз Зигфрид метался в самолетах между Москвой, Парижем, Уренгоем и Бонном и тратил немыслимые деньги, чтобы спасти ситуацию. Это только русские думают, что первую половину комиссионных он целиком положил себе в карман. А кто организовал поездку французских банкиров в Уренгой, чтобы они своими глазами увидели, что никаких зеков там нет? А кто по сей день содержит агентов на строительстве алжирского и норвежского газопроводов, чтобы точно знать, когда конкуренты подадут газ и с какими фирмами у них контракты? И вообще, кто все эти четыре года ночами не спал, добывая русским каждые три-четыре месяца триста – пятьсот миллионов долларов? Конечно, тогда они ублажали его, как могли, и носились с ним как с писаной торбой: и тебе лучшую московскую девочку в любовницы, и пьянки на правительственных дачах, и бесплатный отдых на лучших черноморских курортах, и никакого таможенного досмотра в: аэропортах, хоть иконы вывози! А про Уренгой, Салехард и Тюмень и говорить нечего – там он был королем, лучшим другом партийных, гэбэшных и геологических вождей края. Но теперь-то – все, газопровод построен, через три дня комиссия подпишет акт о приемке газопровода, русские получат 9 миллиардов. Потому они так спешат с открытием газопровода, а он, Зигфрид, оказался полным идиотом: дал русским возможность заманить себя в эту удмуртскую ловушку. Ханов – ничего, мелкий чиновник удмуртского КГБ, но завтра сюда нагрянут московские гэбэшники. Они преподнесут Зигфриду альбом с фотографиями его б…а в СССР – с Таней в Москве и на черноморских курортах, с чудными метисочками в Алма-Ате и вот с этими удмурточками сегодня. Они преподнесут этот альбом и скажут: либо подписывай, что добровольно жертвуешь свои 225 миллионов в фонд Международного движения за мир и разоружение, либо завтра эти фото получит журнал «Шпигель» или «Плейбой». А если, не дай Бог, им известна еще и та пятилетней давности история в Салехарде, то они с ним вообще и церемониться не станут, а просто сгноят его в одном из тех лагерей Заполярья, которые он сам попросил убрать подальше от глаз западноевропейских банкиров, – никакое американское гражданство не поможет. КГБ умеет стряпать дела на иностранных граждан.

Кстати, где-то здесь, не то в Удмуртии, не то в Мордовии, у них и лагерь есть для иностранных заключенных, он сам читал об этом в газетах…

Да, здорово они обвели его вокруг пальца. Шесть лет они позволяли ему «гулять по буфету», кайфовать с русскими девочками, а сами, конечно, собирали этот «альбомчик» и готовили ему ловушку в Затайке.

Зигфрид лежал, одеревенев от сознания непоправимой беды. Даже если он сбежит сейчас с этой дачи в Москву, они его и там накроют, он не успеет доехать из московского аэропорта до ворот американского посольства. Сволочи! Все сволочи! Даже Танька – гэбэшная сволочь! Ее и Дынькова грипп – вранье… Нужно что-то делать! Сейчас! Немедленно! Но что? Сходить в баню и проверить, есть ли там скрытые фотокамеры?…

Дверь приоткрылась, и в комнату без стука скользнула фигурка одной из «официанточек». Она была в прозрачной нижней сорочке, в руках – бутылка шампанского и два бокала. Поставив их возле кровати на тумбочку, она, хотя Зигфрид лежал с закрытыми глазами, притворяясь спящим, без спроса юркнула к нему в постель, прижалась к Зигфриду горячим телом и жадно поцеловала в губы, Но теперь даже юная, налитая соком плоть этой удмурточки вызвала у Зигфрида только отвращение. Наверняка ее прислал Ханов, чтобы и ночью не оставлять его одного. Зигфрид отодвинулся, пробормотал:

– Не надо… Я хочу спать…

Девушка удивленно замерла в постели:

– Мне уйти?

– Да. Я устал…

Она вздохнула:

– Жалко! Я тебя на всю ночь выиграла…

– Как это – выиграла? – удивился Зигфрид.

– Ну! – сказала она, откинувшись на подушку. – Сюда же одни старики из Москвы прилетают – министры. С ними тоска одна. А нас тут, как в гареме, взаперти держат. Чтобы на любого старика бросались, даже если у него не стоит. А тут вдруг такой молодой мужик, да еще американец, а спирт глушит лучше русского! Вот мы с девочками тебя и разыграли все три ночи. Но может, я тебе не нравлюсь? Может, тебе другую прислать?

– Нет, просто я устал очень. Давай на завтра отложим.

– Завтра уже не моя очередь, – сказала она, вставая с постели. – А может, ты эту хочешь – русскую? Так она все равно с Хановым занята.

– Нет, я буду спать.

– А хочешь, я под утро приду?

– Спасибо, не нужно…

Она поглядела на него жалеюще – сокрушенными глазами, даже головой покачала. Глубоко и печально вздохнула и ушла, разочарованная. На прощание презрительно щелкнула выключателем, гася в его комнате свет…

Зигфрид лежал, прислушиваясь к шумам в доме. Минут через двадцать все стихло внизу, в комнате «официанток», и на втором этаже, в комнате Ханова. Но Зигфрид пролежал еще не меньше часа, чтобы быть уверенным, что все уснули У него созревал план побега. Он встал, оделся и тихо, боясь скрипнуть каждой ступенькой, спустился по лестнице вниз. Если его застанут здесь – не страшно, он скажет, что ищет, чего бы выпить…

Но в доме стояла полная тишина. Зигфрид добрался до прихожей, надел свою дубленку, шапку, ботинки, закутал горло шарфом. В конце концов, он просто хочет выйти на свежий воздух!

Впрочем, оправдываться было не перед кем – дом спал.

Зигфрид обшарил карманы висевшего на вешалке пальто Ханова и извлек из них ключи от черной «Волги». С этой минуты пути назад нет.

Он взял на кухне острый кухонный нож, сунул в карманы дубленки две непочатые бутылки водки и вышел во двор.

«Волга» стояла у ворот, рядом с пикапом, на котором, видимо, прикатили сюда заранее эти «официанточки». За машинами были ворота дачи, не на замке, а так, прикрытые. А за воротами – он помнил – спуск к реке, вдоль которой шла дорога в город.

Конечно, можно пробежать до бани и проверить, есть ли там где-нибудь под потолком скрытые фотокамеры. Но стоит ли терять время? Если даже нет этих камер, это еще не значит, что их не было там три часа назад, во время той легкомысленной оргии…

Зигфрид медленно, словно гуляя, дошел до грузового пикапа, обошел его и кухонным ножом проткнул шины. Пикап тихо осел. Выждав несколько секунд – не вспыхнет ли свет в доме? – Зигфрид взобрался на забор дачи, дотянулся до столба с телефонным проводом и тем же кухонным ножом перерезал провод. Конец провода упал во двор, на снег. Зигфрид спустился вниз и отрезал упавший провод у самого дома. Метров тридцать телефонного провода лежало теперь в снегу, он смотал и положил их в черную «Волгу». Как и его немецкие родители, он все делал тщательно в жизни, обдумывая каждую деталь. Если обнаружится его побег, у Ханова не будет ни машины для погони, ни телефонной связи, чтобы поднять тревогу в Ижевске. Во всяком случае, на какое-то время…