Синдром Дездемоны - Ольга Егорова

Он не раздумывал над своим желанием, не мог ему сопротивляться – размахнулся и ударил ее наотмашь, чувствуя, что бьет слишком сильно, понимая, что перед ним женщина…

Женщина, которая украла его ребенка!

Не человек – просто алчное и бездушное существо, дьявол, принявший лишь облик человека.

От удара она вскрикнула и отлетела в сторону. Попыталась удержаться на ногах, порывисто вскинула руки, махнула ими, как беспомощная глупая курица, и шлепнулась прямо в лужу. Вскочила сразу же – мокрая, грязная, злая, лицо в серых каплях, беретка съехала на затылок – и кинулась на него с кулаками. По лицу ее быстро-быстро потекли вниз тонкие струйки то ли слез, то ли воды из лужи.

– Ах ты, сволочь! – кричала она, молотя крепко сжатыми кулаками его плечи и грудь. – Изверг, садист ненормальный! Тебя убить… убить мало! Слышишь ты, гадина?!

– Слышу, – ответил он тихо, дал ей возможность обрушить на него еще несколько ударов, которых он и не чувствовал совсем, а потом сказал: – Ну все, хватит.

Одной рукой он скрутил ей руки, не обращая внимания на тонкий и пронзительный вскрик боли. Огляделся по сторонам – на его счастье, людей вокруг не было, только чета пенсионеров наблюдала за ними издалека, не решаясь, видимо, подойти ближе.

«Еще милицию позовут, – подумал Тихон. – Надо быстрее».

Милиция была ему ни к чему.

Он хотел сам разобраться с этой маленькой рыжей сучкой. Она была его собственной, личной добычей, которую он заслужил и которой не собирался ни с кем делиться.

– Пусти! – взвизгнула она, резко наклонила подбородок и укусила его за запястье. Следы от ее зубов отпечатались на коже темными точками, и через секунду очертания их размыла выступившая кровь.

Боли он даже не почувствовал.

Одной рукой подхватив коляску, другой рукой Тихон тащил за собой отчаянно сопротивляющуюся и кричащую от боли и ярости девушку.

– Заткнись, – прошипел он сквозь сомкнутые губы. – Заткнись, иначе убью.

До машины оставалось всего лишь несколько метров, когда она каким-то хитрым образом вывернулась, выскользнула у него из рук и стрелой помчалась в противоположном направлении. Тихон, оставив на секунду коляску, догнал ее в два прыжка, снова вывернул руки, заломил их за спину, почувствовав хруст в запястьях, и пинками загнал на заднее сиденье джипа. Ярость клокотала внутри, разливалась по всему телу обжигающей вулканической лавой. Он был готов убить ее. Переломать в крошку и руки, и ноги, превратить в месиво из костей и крови лицо, которое с первого взгляда показалось ему симпатичным. Он даже и не подозревал о том, что способен на такое. Но теперь знал точно – да, способен.

Почувствовав, видимо, всю серьезность его намерений, ощутив всю степень безвыходности ситуации, она почти сразу примолкла на заднем сиденье его машины, забилась в угол, испуганно прижав к себе согнутые в коленях ноги, закрыла лицо ладонями.

Бережно достав из коляски ребенка, он увидел знакомое байковое одеяло, бледно-желтое в синих разводах. И в тот момент, когда разбуженный его прикосновениями ребенок открыл глаза – темно-карие, с четкой линией густых недлинных ресниц, «его» глаза, – вдруг почувствовал, что земля уходит у него из-под ног.

– Юлька, – сказал он, вглядываясь в лицо своей дочери.

Почти сразу же оно перекосилось – уголки губ поползли вниз, невидимые припухлости на месте очень светлых бровей сошлись на переносице, глаза зажмурились.

– Юлька, – повторил он, неловко прижимая к себе плачущего ребенка. – Ну что же ты плачешь? Глупая… глупая ты… Плакать не надо, я ведь тебя нашел! Я нашел тебя…

Он так радовался, что просто не находил слов.

Он ужасно радовался тому, что она плакала у него на руках.

Еще неделю назад он и представить себе не мог, что когда-нибудь будет так радоваться, и прижимать ее к себе, и слушать ее плач как музыку и знать, что большего счастья в жизни не бывает.

Ногой отпихнув в сторону коляску, он уложил Юльку на переднем сиденье машины, которое для этих целей не пришлось даже раскладывать. Она все плакала, а Тихон все приговаривал, торопливо лавируя между машинами, объезжая так некстати случившуюся короткую пробку на Смоленском проспекте:

– Я нашел тебя… Нашел тебя, Юлька, ты представляешь?..

Притормозив у подъезда, он вышел из машины. Забившаяся в угол девица его сейчас не слишком сильно волновала – из закрытой двери ей не убежать, затонированные стекла опущены, а телефон…

Мобильный телефон она сама отдала ему по первому требованию. Не пришлось ни бить ее, ни обыскивать, чему Тихон несказанно обрадовался. Ненависть, ослепившая его в первые минуты, теперь отступила под натиском безумной и бесшабашной радости – поднимаясь в лифте на пятый этаж, прижимая к себе плачущего ребенка и убаюкивая его, Тихон все еще не мог поверить, что все случившееся с ним – не сон и не бред воспаленного сознания.

Может быть, он сошел от горя с ума? Ушел из реальной жизни в свой придуманный мир, в котором ему так быстро удалось отыскать Юльку?

Нет, тут же подумал он, растягивая губы в блаженной улыбке.

Юлька была такой теплой и орала так по-настоящему, что ни это тепло, ни этот надрывный плач не могли быть принадлежностью никакого иного мира.

На минуту Тихону пришлось оставить ее на диване – чтобы спуститься вниз и забрать из машины девушку… «Эту тварь» – так и только так именовал про себя Тихон свою пленницу.

– Куда… куда вы собираетесь меня вести? – глухим голосом спросила она, злобно сверкнув на него глазами из темноты неосвещенного салона машины.

– В гости, чай пить. Удрать попробуешь – пристрелю сразу. У меня пистолет есть, поняла?

Поверила она про пистолет или не поверила, Тихон так и не понял, но сопротивления никакого не оказывала. Шла рядом, низко опустив голову, как на расстрел.

«Куда ее девать?» – вяло раздумывал по дороге Тихон.

Ни одна комната в квартире, кроме будущего кабинета, находящегося на стадии вялотекущего ремонта, не запиралась на ключ. Ванная с туалетом еще запирались, но не станешь же лишать себя из-за этой дряни нормальных человеческих удобств? Отпускать ее он пока не намерен. До тех пор, пока не добьется «чистосердечного» признания. До тех пор, пока не узнает, кто были те люди, что похитили его ребенка, где они ребенка держали и что с ним делали.

До этих самых пор пусть поживет в пустой комнате, где, кроме раскладушки, только голые стены да потолок!

Распахнув дверь, Тихон снова услышал Юлькин плач. На лице расплылась глупая улыбка – все-таки он был чертовски, нереально счастлив! Не говоря ни слова, он препроводил лохматую и грязную свою пленницу в пустую комнату, слегка подтолкнув ее на пороге, запер дверь и бросился к Юльке, понимая, что сейчас самое главное – успокоить ее, накормить, поменять пеленки и памперсы и… что там еще обычно делала с ней няня?