Жить дальше. Автобиография - Ирина Безрукова

Никаких памперсов не было в помине, я запасла целую гору марлевых подгузников, и все это целыми днями стиралось и гладилось. Бабушка нам очень помогла в первые дни – она стирала и готовила. Но потом она уехала, и начались трудные времена. Питались мы всегда очень скромно, в том числе и во время моей беременности. Никакой еды, богатой витаминами и микроэлементами, не было и в помине. Выписавшись из роддома, я продолжала есть, что придется, что успею, не особо задумываясь о качестве еды. И у меня моментально развилась очень серьезная анемия. Если я резко вставала – кружилась голова, слабость была жуткая, и я все время хотела спать.

Однажды Игорь уехал на гастроли, и на неделю приехала моя сестра Оля. Это был настоящий рай. Оля, к тому моменту уже мама двух детей, прекрасно понимала, что нужно молодой маме. Она говорила: «Я забираю ребенка гулять на улицу, у тебя есть час, ляг и спи». Я ложилась и понимала, что из-за перевозбуждения и усталости не могу уснуть. Состояние жуткое: ты смертельно устала, у тебя есть время и возможность, а заснуть ты никак не можешь. Я заплакала даже один раз – так спать хотела, но не получалось.

В то время было принято приучать детей к режиму, то есть не кормить их по ночам. Но Андрюша никак не хотел отказываться от ночных кормлений – то ли молоко у меня было недостаточно жирное, то ли эта теория была в корне неверна. В результате первые два месяца его жизни для меня превратились в один нескончаемый день. И я в какой-то момент подумала, что если это и есть материнство, то я просто не выживу. Я же, как перфекционист, пыталась сделать все на сто процентов, поэтому усердствовала, кипятя бутылки, соски, гладила зачем-то пеленки с двух сторон. Стирать было сложно, потому что ванная в квартире была одна на всех, там мылись и там же стирали. Дядя Валера любил замочить свое белье в ванной и оставить его на пару дней, это все плавало, начинало скисать и вонять, и приходилось пинать дядю Валеру, чтобы он убрал наконец всю свою красоту из мест общего пользования. После его стирки купать ребенка в той ванне было особенно сложно: приходилось отдраивать сантехнику с хлоркой. Я стирала каждый день, потому что прекрасно понимала: если пеленки не высохнут, мне завтра не во что будет перепеленать Андрюшу. И вечером, когда все засыпали, я наливала полную ванную воды, туда терла на терке детское мыло, размешивала, замачивала и стирала. Если я резко наклонялась над ванной – у меня начинала кружиться голова, перед глазами плыли зеленые круги, и я теряла сознание. Поэтому было найдено оптимальное решение: присесть на корточки, положить руки на край ванной и в таком положении зафиксироваться. Так я хотя бы была уверена в том, что не свалюсь без сознания в ванную, полную воды.

Трудно было еще и потому, что я никак не понимала, что надо делать с ребенком. На курсах нам рассказывали, как носить детей и как их рожать, а что с ними будет потом – никто не говорил. Мануал – инструкция – к ребенку не прилагался. На третий день после того, как мы приехали домой, я вызвала педиатра, чтобы показать ребенка и расспросить его, что с ним делать. Пришел молодой врач. Я спрашиваю: «Сколько ребенок должен съедать?» Он достал книжку и говорит: «Сейчас посмотрим». Я говорю: «В книжке-то я и сама могу посмотреть. Все понятно с вами. У вас у самого детки-то есть?» – «Слава богу, нет», – ответил этот мальчик. Потом медсестра мне рассказала, что парень не собирался вообще-то в медицину идти, но его папа в поликлинике работал лором, и сына в педиатры пристроил. Так что врач тот мне мало помог.

Андрюшка начинал плакать, меня спрашивали: «А что он хочет?» – и я нервничала, потому что не знала ответа на этот вопрос. Вечерами ровно в шесть часов он начинал кричать, потому что у него болел животик, – врачи установили, что после той злополучной прививки пострадала поджелудочная железа, основной удар туда пришелся. Что мы только ни делали, какие только лекарства ему ни давали – помогало одно: положить ребенка животиком на живот и так лежать. Игорь как-то умудрялся засыпать, когда Андрюшка лежал на нем животом и орал прямо ему в лицо. Это только папы, наверное, так могут.

Однажды, решив хоть немного облегчить себе жизнь, я решила не ходить на улицу с коляской, тем более что там все равно была непролазная грязь, и вывезла коляску с Андрюшей на балкончик, чтобы он там поспал. Сама побежала на кухню – надо было успеть приготовить еду. Кухня в другом конце квартиры, балкон закрыт, я не слышу, что там происходит. Через какое-то время слышу настойчивый звонок в дверь. Открываю – бабушки-соседки. «Ваш ребенок орет так, что мы уже милицию вызывать собираемся». Я бегом на балкон, и действительно, Андрюша там надрывается. Я его взяла на руки, и он тут же успокоился, а меня еще долгое время мучило невероятное чувство вины за то, что я его оставила спать на балконе одного.

С чувством вины приходилось сталкиваться еще не раз. Однажды я положила Андрюшу в центр нашего большого двуспального дивана, а сама на минуту отошла. Андрюша лежал на животике, диван огромный, я думала: «Что может случиться? Он же маленький, полтора месяца всего, даже вертеться толком не умеет, не то, что ползать». Через секунду буквально слышу стук и дикий крик. Что произошло – я так и не поняла. Наверное, он попытался приподняться на ручках, одна ручонка не выдержала, подогнулась, и он скатился с этого дивана на пол. Я кинулась его поднимать, и мне показалось, что нос у него немного приплюснутый. Крови не было, никаких признаков повреждений тоже. Но я жутко испугалась и кинулась звонить в «Скорую». «Сколько лет ребенку?» – спрашивают меня. «Полтора» – «Года?» – «Нет, месяца». – «Мама, вы что? Не может быть! В полтора месяца дети с дивана не падают». Но все-таки приехали. Андрюха к тому времени уже поел и спит себе. «Ну показывайте вашего красавца, что с ним?» – говорят врачи. «Ну вот же, у него, наверное, сотрясение, может, сломан нос, или рука, вот, смотрите, складочки на ней не так расположены!! Смотрите внимательнее», – волнуюсь я. Врач распеленала его, на стол положила, за пальчики дергает, он хохочет. «Мама, – говорит, – не волнуйтесь, все у него прекрасно. Хотя, конечно, я несколько удивлена, что он у вас в полтора месяца с дивана сигает. Всякое видела, но такое в первый раз». Всё обошлось, но я долго потом себя корила – что ж я за мать такая, не могу за дитем уследить.

Вскоре я вовсе перестала отличать один день от другого. Я вдруг поняла, почему Мадонны на полотнах великих художников всегда получаются такими возвышенными и неземными. Да они просто не спят по несколько месяцев, поэтому находятся на энергосберегающем режиме. «Что воля, что неволя – все одно». Такое состояние у меня длилось довольно долго. Молодым мамам жилось тогда очень непросто. Никакой доступной среды не было и в помине. На руках я Андрюшку уже не могла долго держать, он был тяжелым, а въехать в магазин с коляской не представлялось возможным, везде было тесно, пороги, ступеньки – условий никаких. Магазины тогда не в каждом доме были, и в каждом из них продавался свой вид товара – в одном хлеб, в другом молоко, супермаркеты были редкостью. К тому же пока упакуешь ребенка, пока доедешь до магазина – он уже намочил пеленки и вопит. А еду добывать как-то надо – Игорь тоже был занят с утра до ночи. И вот я пробиваюсь к прилавку с коляской и орущим в ней младенцем, люди смотрят на него и осуждают меня, что же вы, мол, мамаша, ребенок-то у вас вопит, нехорошо. Улицы убирались плохо, по мокрому снегу коляска ехать отказывалась, и однажды у нее все-таки отвалилось колесо, прямо посреди улицы. Я уже прикидывала, как сейчас брошу эту сломанную коляску и понесу Андрюху дальше на руках, но, слава богу, помог мужчина, который неподалеку чинил свою машину и заодно приладил мне колесо.