Бессердечная Аманда - Юрек Бекер

То, что она очень молода, он заметил сразу, но, когда она принялась изучать меню, он понял, что старше ее по крайней мере на двадцать лет. Он никогда бы не написал то, что подумал: «Она выглядит так, что в нее с ходу можно влюбиться». Есть ей не хочется, сказала она, разве что какую-нибудь маленькую закуску: она сегодня никак не рассчитывала оказаться в ресторане. Он дерзнул поинтересоваться ее планами на сегодняшний вечер в надежде на то, что у нее не найдется более интересного занятия, чем провести его с ним. Она ответила: ее муж сидит дома с ребенком и она уже почти исчерпала свой лимит времени.

Несколько лет назад он написал рассказ о женщине, которая живет с мужчиной гораздо старше себя. Позже он понял, что этот сюжет — продукт его неосознанной мечты. Его первая жена была старше, вторая всего на год моложе его, и он постепенно пришел к убеждению, что мужчине без возраста, как он, нужна женщина намного моложе. Но все его студентки или редакторши, с которыми он теоретически мог бы начать роман, не выдерживали никакой критики. Моя сестра Сельма живет с мужчиной намного старше ее, и каждый раз, когда я их вижу, я думаю: «Повезло же ему!»

Я уже не помню, сколько времени они провели в ресторане. В памяти остались кое-какие детали этого вечера, но теперь я уже не знаю, были ли они всего лишь частью замысла и я забраковал их в процессе работы, или они все же вошли в повесть. Как она сняла туфли, потому что у нее промокли ноги. Как за одним из столиков неподалеку от нас вдруг вскочила с места женщина и с плачем бросилась на улицу и как ее спутник посмотрел по сторонам извиняющимся взглядом, не смея побежать за ней, поскольку еще не успел заплатить. Как я спросил Аманду, как ее зовут, и как она ответила: Аманда Венигер, девичья фамилия Цобель, и как я подумал: наконец-то интересное имя. Упоминание девичьей фамилии было уже вторым сигналом о том, что она замужем; я решил, что если будет еще один, то я скажу, что, кажется, я наконец понял смысл ее намека.

Пока мы ждали свое мясо по-сербски, единственное блюдо быстрого приготовления в меню, я думал о том, как бы удивить и расшевелить ее каким-нибудь замечанием, чтобы не задавать без конца вопросы, как будто я заведующий отделом кадров, выясняющий ее анкетные данные. Она не прилагала никаких усилий, чтобы поддержать разговор; может быть, из смущения (что мне очень понравилось бы), а может, потому что была несловоохотлива; она только отвечала на мои вопросы.

Вопрос, над чем она сейчас работает, то есть что пишет, дал на первый взгляд вполне удовлетворительный результат: Аманда изумленно посмотрела на меня. Она, видимо, мысленно пробежала весь наш разговор (что не составляло особого труда, поскольку сама она почти ничего не говорила) и спросила, с чего я взял, что она пишет. Я сказал, что пока еще в состоянии сложить два и два, и напустил на себя вид, будто это всего-навсего простой фокус с элементами ясновидения. Но мой успех оказался сомнительным: она рассердилась, оттого что я без труда смог разгадать этот ее маленький секрет. Может, она даже почувствовала что-то вроде унижения? Она всего лишь дилетант, сказала она смущенно, во всяком случае была им до сих пор, и не считает себя моим коллегой. Она еще больше замкнулась и на все дальнейшие вопросы о ее сочинительстве только отрицательно качала головой. Даже мое замечание, что вся литература делается как раз непрофессионалами, что все писатели — дилетанты, из которых лишь немногим удается с годами приобрести определенные навыки, не смогло выманить ее из этого упрямого молчания. Я сказал, что если она хочет, то я с удовольствием обсудил бы с ней как-нибудь при случае ее — не знаю, что именно, — рассказ или повесть. Мне это показалось самым надежным средством добиться следующей встречи. Но я ошибся. Она ответила, что это слишком щедрое предложение, а ей действительно нечего мне показать, и опять посмотрела на часы.

Когда она ушла, Рудольф готов был поклясться, что она несчастна в браке. Он, пожалуй, не смог бы сказать почему, но он чувствовал это и был уверен, что чутье его не обманывает — знание психологии! Он представлял себе Луизу страстной натурой, к тому же женщиной, которой не чужды любовные приключения, хотя у него не было для этого ни малейшего повода. Он представлял себе разные картины: она в его объятиях, она у стойки портье, заполняющая формуляр; ее лицо с закрытыми глазами и приоткрытым в ожидании поцелуя ртом… Он не был помешан на женщинах и не стремился покорить каждую понравившуюся ему женщину. Несмотря на свои сорок семь лет, он не мучился сознанием того, что время уходит. Иногда он отказывался от попыток добиться взаимности из-за элементарной лени, если предмет его желания казался ему недостаточно выдающимся, а иногда просто из страха быть отвергнутым: уж если позор поражения, то надо хотя бы знать, ради чего, вернее, кого. Луиза, на его взгляд, стоила таких жертв.

Ночью я долго пытался припомнить какой-нибудь жест или взгляд Аманды, который можно было бы истолковать как знак надежды. Я не вспомнил ничего, если не считать того, что она приняла оба мои приглашения (в первый ресторан, а затем во второй, хотя все эти маневры потребовали и времени, и определенных усилий). Я знаю людей, которых нисколько не огорчает равнодушие или антипатия женщины; я не из их числа. Я говорил себе: отсутствие ободряющих знаков еще не означает равнодушие, но этот аргумент казался мне теорией, не имеющей ничего общего с конкретным случаем. В молодости я каждый раз воспринимал как обиду или оскорбление, если женщина оставалась ко мне равнодушной. Не стану утверждать, что сегодня я уже вырос из этого мальчишества, но теперь я хотя бы сознаю нелепость такого подхода: я научился «прощать» женщинам их равнодушие или антипатию ко мне.

Рудольф тоже достиг этой ступени зрелости. Он в ту же ночь признался себе, что Луиза, похоже, произвела на него более сильное впечатление, чем он на нее. Конечно, это его несколько огорчало, но особой печали по этому поводу он не испытывал. Романы с замужними женщинами были чреваты неприятностями. Его друг, Барух, чуть было не погиб из-за одной такой истории (то есть мой друг Барух): он имел несчастье связаться с женой своего коллеги; тот вывел их на чистую воду и развелся с женой, а Баруху пришлось расхлебывать эту кашу. Возможно даже, что коллега намеренно подсунул ему свою жену, чтобы избавиться от нее; у Баруха было такое подозрение, но доказать он ничего не мог. Да и что бы это ему дало, если бы он даже разоблачил мерзавца? Одним словом, после всего случившегося Барух прожил с этой женщиной пять лет, чего ему в нормальных условиях даже в бреду не могло бы прийти в голову.

В случае с Луизой дело осложнялось тем, что у нее был не только муж, но, оказывается, еще и ребенок. К тому же она человек замкнутый, рассуждал Рудольф, ни малейшего признака юмора, сияющей легкости. Или можно все-таки попытаться объяснить это смущением от неожиданного знакомства с ним? Он записал в дневник, что попытка добиться взаимности у замужней женщины предполагает наличие определенной решимости, которой у него уже, похоже, нет.

Установить с Луизой контакт оказалось очень непросто: адреса ее он не знал, а в телефонном справочнике ее фамилии не оказалось. Десять дней у него не клеилась работа, он был не в силах сосредоточиться, потом ему вдруг пришло в голову, что она не звонит ему только потому, что не знает номер его телефона, и ему очень понравилось это предположение. В конце концов он сделал над собой усилие и позвонил Бородатому. Он сказал, что пообещал Луизе книгу с автографом и в спешке забыл спросить у нее адрес. Бородатый удивился странному совпадению: несколько дней назад ему звонила Луиза и просила номер его телефона. Он, конечно, не дал ей никакого номера, тут, мол, он может на него положиться. Рудольф готов был обнять его за бесценную информацию, давно он уже не получал таких приятных известий! Чтобы хоть как-нибудь отблагодарить Бородатого, он соврал, что литературный вечер ему очень понравился.