Воскресшая душа - Александр Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Он плюхнулся в кресло, чуть не продавив его своей массивной фигурой.
– Что вам угодно от меня, господин Коноплянкин? – едва нашел в себе силы выговорить Нейгоф.
– Ага! – засмеялся гость. – И фамилию мою, ваше сиятельство, вспомнить изволили? Думал я, позабыл ты, как и зовут меня… Грех это, грех – старых друзей не помнить! Попал в честь, так и из головы вон. Нет, у нас так не делается…
– Что вам от меня нужно, господин Коноплянкин? – повторил уже более решительно граф.
– Что мне нужно? – переспросил, нагло хихикая, Коноплянкин. – Ой, как много нужно мне, ваше сиятельство! Столько нужно, что в целый рtестрик не уместится… Беднота ведь мы, голь перекатная. Что мне нужно от тебя, ваше сиятельство, спрашиваешь? Так, видишь, на деревне, откуда я родом, избенку хочу новую завести, да не развалюху, а в два яруса, и чтобы крыша железная была. А это, по-твоему, денег не стоит? Потом чайную-то на пустырях побоку хочу. Пора уже! Надоело с вашим братом возиться… грех один!.. Так я уже и ресторацию одну на Обводном, от Нового моста недалеко, присмотрел; сдается, так взять хочу… Понимаешь, ваше сиятельство, какие такие горизонты у меня?..
Он остановился и выразительно поглядел на Нейгофа.
Тот смущенно молчал.
– Неужто не понимаешь? – даже удивился Коноплянкин.
– Послушайте, – наконец нашел в себе силы выговорить граф, – какое мне дело до всех ваших планов? Вы говорите о каких-то постройках, о приобретении нового кабака… При чем тут я?
– Ой, ваше сиятельство! Как это так, при чем тут ты? Ведь ты теперь в чести и при капитале, да и при немалом капитале!.. Помочь старому другу должен, коли нужда пришла. Я на тебя надеюсь… Не ломайся, ваше сиятельство, понапрасну. Раскошеливайся! Добром ведь прошу!
Граф слушал всю эту речь-то краснея, – то бледнея.
– Подите вон! – крикнул он, едва сдерживая гнев.
Коноплянкин поглядел вокруг и удивленно спросил:
– Это ты кому же? Мне?
– Да, да, вам! Вон уходите, вон, или я не ручаюсь за себя…
– Потише, ваше сиятельство, – остановил его Коноплянкин, – того не забывай: я ведь – не старик Козодоев…
– Вон! – вскочил с кресла граф.
– Пудом крещусь, – не обращая на него внимания, закончил свою фразу Сергей Федорович. – Меня так не убьешь, как его убил… За себя постою…
Граф услыхал эти слова.
– Убил Козодоева? – прошептал он.
– Еще спрашивает! – захохотал гость. – Не води ты хоть со мною-то медведя!.. С добром я пришел. Поможешь моей скудости от графских щедрот своих – все обойдется, не пикну, как в могиле это твое дело умрет. А не поможешь – на себя пеняй…
– Дело, мое дело?.. Какое дело? – растерянно спрашивал Нейгоф. – Козодоева убили!.. Кто убил?
– Кому же его и убить, как не тебе?
– Я… убил?.. – потер граф руками лоб. – Я… я! Этого не может быть! Я никого не убивал.
– Толкуй еще! – совсем грубо прервал его Сергей Федорович. – Ишь ведь ты как прикидываться умеешь!..
Нейгоф почувствовал, что перед ним разверзается бездна и он стоит на самом ее краю.
– Я убил, я? – шептал он. – Какое страшное слово сказано… Я убил! Нет, нет! Прочь это… Не убивал я…
– Врешь, убил! – жестко проговорил Коноплянкин. – И чего это ты предо мною ломаешься? Уж и жаден же ты стал, ваше сиятельство! Да что с тобой толковать много! Даешь или не даешь!
– Что? – вырвалось у Нейгофа.
– Хошь звонкую монету, хошь кредитные билеты, мне все равно, да так, чтобы их на все хватило… Умрет тогда твое дело в моей груди, как в безмолвной могиле… Не дашь – прежде всего, супружнице доложу, а там и еще кое-куда доведу до сведения… Вашего брата, убивца, нешто можно покрывать?
«Узнает она, Софья, все узнает, – вихрем пронеслось в голове Нейгофа, – поверит, возненавидит, проклинать будет… Откупиться… пусть молчит!»
– Чего мнешься-то? – спросил Колноплянкин. – Не нравится, если дело говорят?.. Ну, дашь или не дашь?
– Послушайте, – пролепетал граф, – у меня ничего нет… Все у жены…
– Вот оно как у вас!.. По-благородному, стало быть? Да это ничего. У жены для меня и возьми.
– Не могу, не могу я… – уже прорыдал Нейгоф.
– Отчего не можешь? Наличными не имеешь, векселек подмахни! Я – добрый: подожду.
Словно какая-то сила метнула Нейгофа, и он упал на колени к ногам Коноплянкина, восклицая:
– Сергей Федорович! Пожалейте, пощадите!.. Я никого не убивал, ни Козодоева, никого… Клянусь вам в том… Не лишайте меня счастья, пощадите…
– Деньги на стол, и никаких больше!
– Ведь я же не виновен ни в чем, ни в чем! – выкрикивал в исступлении граф. – Вам грех клеветать на невинного!.. Грех, грех! Пощадите! Я не убивал Козодоева, я только толкнул его…
– Вот-то то и дело, что толкнул… Толчок толчку рознь. Как толкнуть!.. Ты старика толкнул, а он и преставился… Ну, кончай, что ли, дело.
– Сколько нужно? Скажите! Я постараюсь дать!.. Не губите только, не говорите ничего жене…
Неслышно вошедшая в гостиную Софья с удивлением смотрела на коленопреклоненного мужа и на совершенно незнакомого ей человека.
– Граф, что значит эта сцена? – спросила она.
Увидав жену, Нейгоф вскочил.
– Софья! – вскрикнул он, протягивая к ней руки.
– Я вас спрашиваю, граф, что значит эта сцена? – повторила Софья, выступая вперед. – Кто это?
Нейгоф молчал. Коноплянкин тоже был смущен.
– Мы, ваше сиятельство, – забормотал он, поднимаясь с кресла, – вот к ним, к супругу вашему, по делу…
Он сразу почувствовал в молодой женщине силу, и недавняя наглость в нем сразу исчезла.
– Кто этот человек? – не слушая его, спросила графиня мужа. – Зачем вы стояли перед ним на коленях? Что значат ваши слезы? Фи, граф! Как вам не стыдно?
Михаил Андреевич по-прежнему безмолвствовал. Он не мог говорить – его горло было сжато, как клещами.
– Хорошо! – нахмурила брови Софья. – Вы не отвечаете?.. Кто вы такой и что вам здесь нужно? – обратилась она к Сергею Федоровичу.
– Коноплянкин я… Чайная у меня на пустырях около кобрановских огородов, где их сиятельство в босяках изволили пребывать…
– Вот что! – еще более нахмурилась Софья. – Теперь я кое-что начинаю понимать… Граф, вы расстроены! Пройдите к себе и предоставьте мне поговорить с этим… человеком…
– Софья, клянусь! – воскликнул Нейгоф. – Он клевещет… Не верь…
– Чему? – Софья вдруг рассмеялась. – Право, вы нездоровы! Идите, идите! Лягте, успокойтесь! Я провожу этого человека и приду к вам, мы объяснимся… Идите и не мешайте мне… – Она взяла мужа под руку и повела его к внутренним дверям. – Как вы дрожите, Михаил! – заметила она. – Разве так можно? Идите! – и Софья слегка толкнула мужа за дверь.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!