Красота, которая убивает - Глафира Глебова

– Здравствуй, мой милый Андраш. Вот я снова и пришла к тебе в гости. Ты, наверное, знаешь уже, какое несчастье на нас выпало. Несчастье по имени Вера, наша дочка. Хотя, по правде сказать, несчастье выпало нам гораздо раньше… Ты помнишь, как тяжело проходила моя беременность. Едва не случился выкидыш, но… все обошлось… А может, тогда лучше было бы, если бы наш ребенок не родился?.. Мы тогда благодарили Бога. А теперь мне кажется, что это дьявол посмеялся над нами, подарив такое чудовище, как Вера. Я ее так любила… и эта любовь обошлась мне очень дорого. Как и тебе. Я помню твои бессонные ночи, нервные расстройства, припадки гнева в те дни, когда она исчезала из дома… Я многое ей прощала, а ты, наоборот, пытался наставить на путь истинный. Я тебе постоянно мешала, заступалась за Веру. Прости, я была не права… Беспорядочные половые связи, бродяжничество – это, оказывается, были еще цветочки, мой дорогой Андраш, а вот ягодки-то созрели позже… Хорошо, что ты умер и не слышал всего этого ужасного, что говорили на суде. Хотя, может, и слышал оттуда, с небес… У меня просто леденела кровь в жилах и волосы становились дыбом от таких жутких подробностей… Теперь ты знаешь, наша горячо любимая дочь – маньячка и убийца. И ей грозит пожизненное заключение. Как она так смогла…

Вдруг Вегвари схватилась за грудь:

– Что-то сердце колет… голова кружится. Темно в глазах, темно… Жарко мне, жарко… Ох, как болит грудь… Больно мне… Андраш, помоги… Господи…

Госпожа Вегвари вдруг вздрогнула и обмякла. Она скатилась с лавочки и упала на землю. И больше не двигалась. Женщина не смогла пережить позор, выпавший на ее долю, и острый инфаркт сразил ее с первого раза.

Закаркали вороны, и ветер внезапно стих.

Андраш с керамического фотопортрета бесстрастно взирал на скоропостижно скончавшуюся супругу и будто говорил ей: «Родная, мы скоро встретимся на небесах и поговорим обо всем на свете, и в том числе о нашей несчастной дочери».

Злодеями становятся, но не рождаются.

Сезар Вишар Сен-Реаль

1960 год, г. Бухарест, Румыния

Красное кирпичное здание, утыканное решетчатыми окнами и опутанное колючей проволокой. То была Бухарестская тюрьма – одна из самых знаменитых и старейших на Балканах.

Йозеф Ференц, начальник тюрьмы, сидел в своем кабинете с другом, начальником оперчасти Имре Сабо. Они пили кофе с ликером и болтали на разные темы.

Их дружба была крепкой и прочной, ее связывала давняя тайна – тайна «оборотней». А «оборотнями» они являлись по причине того, что с невероятной легкостью предавали своих товарищей и переходили из одного политического лагеря в другой, резко меняя убеждения и взгляды. Они всегда были на стороне победителей. Их можно было назвать прирожденными «хамелеонами».

Сначала они работали в Бухарестской тюрьме на диктатуру монарха Кароля Второго. В ночь с 29 на 30 ноября 1938 года они участвовали в убийстве капитана румынских фашистов Кодряну и еще тринадцати его пособников: все они были задушены. Затем Ференц и Сабо участвовали в расстрелах еще трех сотен легионеров‑фашистов.

Потом в 1940 году руководителем румынского государства, при поддержке Гитлера, был назначен маршал Ион Антонеску. Кароль Второй бежал в Югославию. При этом его поезд легионеры подкараулили на одной из станций и расстреляли из автоматов, но венценосный беглец чудом остался жив. «Железная гвардия» Антонеску начала мстить и проводить политику террора в стране. Проводились аресты коммунистов, интеллигенции, а также полицейских и жандармских чинов, которые участвовали в расправах над легионерами. Сабо и Ференц переметнулись на сторону националистов.

В ночь на 26 ноября 1940 года сторонники «Железной гвардии» проникли в Бухарестский централ, где находились их арестованные идеологические противники, полицейские, члены старого правительства, и безжалостно расправились с ними. В тюрьме, прямо в камерах, были расстреляны более тысячи заключенных, которых легионеры посчитали своими врагами. Среди тех, кто приводил в исполнение приговоры, были неразлучные друзья Ференц и Сабо.

В марте 1944 года советские войска ступили на территорию Румынии. Поняв, что немцы проиграли войну, Йозеф и Имре снова переметнулись, теперь уже к коммунистам. А захваченного в плен Антонеску передали румынскому коммунистическому правительству и заключили в Бухарестскую тюрьму. 17 мая 1946 года Антонеску был приговорен судом к смертной казни как военный преступник. 1 июня он был расстрелян во дворе тюрьмы. Казнью руководил все тот же Йозеф Ференц, а все тот же Имре Сабо непосредственно в ней участвовал.

За пятнадцать лет Ференц дослужился до начальника Бухарестской тюрьмы. И всегда рядом с ним был его верный друг и слуга – Сабо. Фашистское прошлое долгое время не давало им покоя: они боялись разоблачения и последующего расстрела. Но годы шли, никто их не разоблачал, и страх сжался до медной монеты в пять бани. Они успокоились. Хотя иногда просыпались в холодном поту от стука в дверь: не пришли ли комитетчики за ними?

Сегодня друзья начали разговор с политики, а затем перешли на футбол.

Ференц сокрушался:

– Жаль, что нашему «Динамо» в этом сезоне не подфартило. Чемпионом стали армейцы, будь они неладны! В финале кубка наши «красные псы» продули «банкирам» из «Прогресула» два – ноль. А у нас же лучший футболист Румынии – Ион Нунвайллер!

– Да ну их к черту! – огорченно махнул рукой Имре. – Не трави душу! Давай о чем-нибудь другом поговорим.

– А о чем?

– Не знаю.

– Давай о тюрьме… О делах наших насущных… Как там эта маньячка Вера Ренци поживает?

– Читает книжки.

– Читает? Пусть читает… В молодости, наверное, этим делом не занималась, поэтому и стала травить мужиков почем зря. Глядишь, была бы образованной, не занималась бы такими гнусностями.

– Точно!

Ференц почесал затылок, принял задумчивый вид.

– Вот что я подумал о ней, Имре… Я, кстати, думаю о ней на протяжении последних двух лет. И тут такая у меня нарисовалась, как вернее обозвать, идея или версия, пусть она на «тоненького», но ее можно попробовать – а вдруг выгорит?

– Что за идея, шеф? – осведомился Сабо.

Ференц пояснил:

– Смотри, рассуждаем логически… Она, перед тем как стать узницей, была очень богатой женщиной. Не правда ли?

– Ну да.

– Во‑первых, она из родовитых и состоятельных дворян. Значит, у нее уже имелись фамильные драгоценности и деньги. Во‑вторых, мадам Ренци умертвила двух богатых мужей и получила неплохое наследство от них. Тоже немалое состояние. В‑третьих, она лишила жизни около тридцати любовников, причем зажиточных. Они ей дарили кольца, браслеты, драгоценности и прочие украшения. Об этом я читал в газетах. Выходит, перед тем как к нам попасть, она имела огромное состояние на руках?