Зачистка - Алексей Гравицкий

— Во-вторых, — неожиданно продолжил Киряй, — до больницы я не доберусь. Отлежаться мне надо.

— Гангрена у тебя, — тихо сказал Сергей.

— Синяк это, — хрипло произнес Киряй. — Синяк. А если ты и прав, так и хрен с ним. Значит скоро господа увижу. Он-то мне и расскажет, какого рожна вокруг меня всю жизнь одни идиоты. Он-то знает. Должен знать…

Карташов слушал хриплые бормотания и делал, что мог. А мог он немногое. Да ничего он не мог, если быть откровенным.

Бывший снайпер говорил еще что-то о встрече с богом, потом начал бредить. К обеду впал в забытье. Сергей сидел над ним, как над родным, делал перевязки чаще, чем надо, понимая, что на самом деле уже и не надо. Все бессмысленно и бесполезно.

Сталкера трясло. Потом зашкаливающая температура начала падать. Киряй лежал мокрый, как мышь. Пару раз его рвало желчью, но в сознание он так и не пришел.

Кончился Киряй на третий день. Карташов проснулся и понял, что находится в одном помещении с трупом. Надсадного дыхания хозяина слышно не было. В землянке стояла гробовая тишина.

— Киряй, — позвал на всякий случай старлей.

Никто не ответил. Тогда Сергей осторожно вылез из спальника и подошел к лежанке. Киряй умер, так и не придя в сознание, или просто не пожелал видеть безобразную старуху с косой. Во всяком случае, глаза его оказались закрыты. Дыхания не было. Бледное лицо заострилось и приобрело желто-серый оттенок.

Карташов склонился над телом, на всякий случай тронул пальцем жилу на шее. Пульса не было. И, судя по всему, уже давно. По крайней мере, при более плотном контакте с трупом Сергею почудился запах тления. Или он его себе придумал, потому как учуять в душной и без того пропитанной не самыми приятными запахами комнате что-либо новое было почти невозможно. Так или иначе, надо было что-то делать. Либо уходить, либо…

Сергей морщась перевернул Киряя, подхватил тело подмышки и потащил к выходу. Труп был тяжелым и неудобным. До этого мертвяков Сергею таскать не приходилось. Правда, был случай, пришлось волохать надравшегося вусмерть товарища, который не просто не держался на ногах, а выплывал из бессознательно обмякшего состояния лишь для того, чтобы проблеваться. Ощущения от таскания того и этого тела были схожими.

Снаружи стояла по-осеннему мерзкая погода. Унылая пора и никакого очарования в ней нету, пусть школьный классик утрется. Карташов оттащил труп шагов на двадцать в сторону, сложил под облетевший, неведомо из какой лещины мутировавший куст и пошел искать лопату.

По счастью у Киряя обнаружился не только гигантский запас патронов, яичной лапши, консервов и воды для кулера, но и кое-какой инструмент.

Навыки обращения с саперной лопаткой у старлея имелись. Ямка под могилку образовалась довольно скоро. Правда неровная и неглубокая, но на глубокую лень было тратить силы и время.

Сергей стянул окоченевший уже труп в яму и поспешно забросал землей. На свежий холмик поглядел со смешанным чувством. При всем врожденном цинизме и расчетливости к покойникам и связанным с ними ритуалам он всегда относился с необъяснимым трепетом.

Здесь же могилка вышла убогая. И ни креста, ни надгробья. С другой стороны, если он здесь и сейчас помрет, его и вовсе никто не закопает.

— Скажи спасибо, что такая могила есть, — сердито буркнул Карташов не то себе, не то трупу. Но посмотрел при этом не на могилу, а на низко бегущие свинцовые тучи. Где-то там, быть может, Киряй приставал с вопросами к господу богу.

У Сергея сейчас тоже нашлись бы вопросы к всевышнему. Выжить он мог при помощи Киряевских запасов легко. И не просто выжить, а прожить без особенных напрягов довольно долго. А вот на то, чтобы самостоятельно найти выход, а еще лучше найти нового проводника, требовалась божья помощь.

Старший лейтенант Сергей Карташов вдруг до холодной дрожи осознал, что он один у черта на рогах, что никого кроме него и Зоны здесь нет. И от этого осознания стало жутко.

Иногда я задумываюсь о причинах и связях. Казалось бы, все просто. Каждый человек, да не только человек — любое живое существо, живет своей в меру спокойной жизнью. У каждого есть какие-то интересы, желания, цели. Для осуществления желаний и достижения целей что-то планируется, выстраиваются какие-то схемы, совершаются какие-то шаги.

Человек, как машина, создает себе программу действия и закладывает в нее известные ему факторы риска. Он может быть очень вдумчивым, рассудительным. Он рассчитывает ситуацию до последнего шага, опирается на свой опыт и на чужой. Знает, где и каких подводных камней ждать. Кажется, при таком подходе шанс на успех не может быть меньше ста процентов. И когда схема разработана, а план претворяется в действие, вдруг появляется другой человек, который тоже что-то просчитывал. Или не просчитывал. А быть может, он планировал что-то совсем из другой области. Просто так вышло, что они оказались в одно время в одном месте. И все планы, какие бы они ни были идеальные, летят псу под хвост.

Я знаю, есть люди, которые планируют все на много шагов вперед. Но ведь никто из них не застрахован от других людей. С другими существами в этом плане все проще.

Они если и строят планы, то кратковременные. Все потому, что они живут не мечтами, а действием. Может, потому и живут они проще и счастливее.

Хотя мне трудно судить об этом. Я не силен в человеческой психологии. А других скорее чувствую, чем понимаю. Знаю только, что люди всегда пытаются объяснить все вокруг. И эти столкновения тоже.

Одни считают, что все вокруг — череда случайностей. И при этом планируют что-то на годы вперед. Мне это видится не очень последовательным. Зачем строить планы, если все случайно и все равно исход всех этих случайностей не угадаешь?

Другие считают, что все вокруг свершается по воле какого-то высшего существа. Или вселенского разума, имеющего глобальный план, которому и подчиняется все происходящее. Эти люди обычно пытаются говорить со вселенским разумом в надежде упросить его изменить свои планы относительно их персоны. И это тоже выглядит не очень умно. Если планы глобальные и все, что происходит, — детали этого плана, то высшее существо должно быть крайне неразумным, чтобы менять глобальный замысел ради каждой мелкой детальки этого замысла только на том основании, что деталька подала голос.

Возможно, я все же плохо разбираюсь в людях, жизнь моя к пониманию их не располагала, но мне кажется, что любой человек — существо непоследовательное, спорное и крайне неразумное. А те, что ставят себя выше других и претендуют на исключительную разумность, просто глупы.

Но мне трудно судить. Детство мое прошло в Зоне. И юность… Я не так много видел людей, чтобы рассуждать о них слишком серьезно. Да и не об этом я говорю, а о той череде случайностей или закономерностей, тут уж кому как нравится.

Вот если бы несколько человек в бытовых, не требующих каких-то знаковых решений ситуациях повели себя немного иначе, все могло сложиться по-другому. Возможно, и отец остался бы жив.