Шарлатан: чудо для проклятого короля - Дмитрий Тростников

– Мэтр, смотрите, какой странный след! Как будто в Универум волокли что-то огромное и тяжелое…

След в дорожной пыли, замеченный осторожным Узи действительно, был необычным. Широченная полоса примятой пыли тянулась посреди дороги в сторону Универума. По ее краям были рассыпаны следы множества ног.

– След недавний, очень свежий, – оценил Узи, начиная беспокоиться, как всегда. – Надо бы остановиться, и посмотреть…

Но отсюда уже виднелись стены Универума, почерневшие от ненависти, которую хранилище знаний впитывало все сто лет с момента своего основания. А торопившийся менестрель мог запросто погнать плетью следующего ослика. Шарлатаны предпочли ускориться самостоятельно, не успев раззглядеть, что за странные шарики, словно сгустки чего-то, обвалянного в пыли, застыли тут и там посреди колеи.

Спешка – причина массы ошибок, совершаемых в жизни. Часть из них – непоправимы. Тем досаднее, когда ошибкам предшествуют знаки или приметы, едва ли не кричащие предупреждения об опасности. Но люди, погруженные в свои страсти, никогда не замечают их вовремя.

Страсти, вокруг Универума не утихали все сто лет, превратив храм науки в самое ненавидимое место в стране. Каждый новый Верховный Иерарх порывался запретить этот не контролируемой им рассадник иной мысли, которую все они называли ересью. Ведь до открытия Универума, единственным местом обучения в стране были обители, где жрецы выбирали, какие знания можно раскрывать, а какие – нет. Закрыть Универум мешало покровительство королей, которым нравилось бесить Верховных Иерархов.

Сильнее взбешенных иерархов ненавидели Универум только школяры, попадавшие на обучение в плен его стен. Учиться ссылали младших сыновей благородных родов. Земли, дворцы и титулы доставались старшим отпрыскам. А младших надо было куда-то девать – их обрекали на зубрежку и послушание. Место обучения наукам было сродни клейму позора и вечного унижения для выходцев из знатных семей. Многие бежали, не успев выучить не одной буквы, чтобы вступить в армии наемников, и заняться более достойным ремеслом – убийства и грабежа.

Простой народ ненавидел Универум еще сильнее знати, потому что именно здесь хранились манускрипты законов о крепостном праве, копии долговых закладных и другие запреты. Универум ненавидели даже больше, чем жуткую Башню Ведьм, откуда, как было известно всем, замурованные наверху черные колдуны, напускали на страну мор, клопов и болотную лихорадку, падеж скота и педерастию среди мужиков. Особенно в годы ослабления нравственности.

Менестрелю не терпелось быстрее выполнить королевский приказ – забрать в кладовых что положено, и стрелой возвращаться обратно к изнывавшей от любви красотке-танцовщице. При виде Универума, юноша дал своему коню скакать еще быстрее, мысленно представляя ее разгоряченное тело, его самые горячие и потайные уголки. Но сладострастное нетерпение сыграло с менестрелем злую шутку.

Замечтавшись, он не глядя, проскочил пару кварталов городка, выросшего за столетие вокруг Универума. Всадник не обратил внимания на странную тишину. Перед местными лавчонками не было покупателей. Никто не открывал двери кабачков. Измученные зубрежкой школяры не слонялись по кривым улочкам, норовя отлынить от учебы.

Этой странности не заметили и шарлатаны, снова спорившие шепотом.

– Ты, понял?! Можно остаться нужными королю и после грандиозного чуда. Надо суметь его убедить, что мы придумаем, как пятно свести, – Люгер обрушился на подмастерьев с горячим шепотом, как только шарлатаны отстали на пару шагов от менестреля.

– Так для этого надо сначала грандиозное чудо сотворить! Сваливать надо, пока не поздно!

– Спаси нас, высшая сила! – вдруг поперхнулся словами Узи, распялив от ужаса глаза.

Что-то заставило менестреля оглянуться. Трое спутников, едва поспевавших за ним на измученных осликах, уже замерли как вкопанные, в ужасе уставившись вперед. Менестрель взглянул туда же, и так осадил коня, что белый жеребец захрапел, взвившись на дыбы.

Над парадным входом в главное здание Универума была вздернута огромная туша, разбухшая от жары и следов надругательства. Только четыре свисающие руки выдавали в отвратительном месиве труп изверга, привязанного за ноги к балкону второго этажа. Гадкая жижа капала с безвольно висящих рук чудовища на мраморные ступени крыльца.

Внезапный ужас еще не парализовал шарлатанов до мозга костей. Они еще не знали во что вляпались, но что дело плохо – до всех дошло моментально.

– Тихо! – тревожным шепотом скомандовал менестрель. – От меня ни на шаг, если жизнь дорога!

Юноша вынул клинок из ножен и замер, прислушиваясь. Предательская тишина стояла вокруг. Звук густых капель, падающих на мрамор ступеней, отчетливо разносился по небольшой площади перед входом в храм науки.

– Клинок у него острый, – шепнул горбоносый, подбадривая себя.

– Фигня, этот клинок! Менестрель не способен кого-то зарезать. Он – балабол, а не убийца, – зло прошипел Ача. – Дорогущее оружие, небось – награда за шутку на пиру. А он от охраны отказался, придурок! Мы с ним, как черепаха, без панциря…

Парадная дверь Универума открылась с гулким скрипом, на лестнице показался Босой. В руках у мракобеса была мотыга. Он окинул взглядом безмолвные окна окружающих домов, и спустился с крыльца на брусчатку площади. В глазах бесноватого праведника мелькнуло ликование. Крепко ухватив черенок мотыги, Босой начал постукивать ее железным набалдашникам по камням мостовой. Бил несильно, но в окружающей тишине жуткий стук пронизал универумситетский городок с юга до севера.

– Пашу-пашу-пашу!… – негромко приговаривал при каждом ударе Босой. – Пашем эту землю… Наведем порядок… Сорняки долой… Семена готовь… Пашу-пашу-пашу…

В ответ жуткий стук мотыг раздался со всех сторон. Звяк железа по камню, слышался из соседних улиц, изнутри Универума с разных этажей – отовсюду.

Вид мотыги, колотящей по камню, и грохот множества подобных инструментов испугал менестреля не на шутку. Шарлатаны и менестрель сбились в кучу за поворотом улочки, которая едва не привела их прямиком в лапы мракобеса.

– Теперь ты веришь? – напомнил Люгер менестрелю про предсказание, кивая на мотыги в руках осатаневших малолеток. Храбрый юноша перестал зубоскалить, и лихорадочно придумывая, путь к спасению.

Пронзительный визг из окон третьего этажа Универума нарушил мерный перестук мотыг по каменной брусчатке. Раздался звон разбитого стекла. Из окна вылетела стопка бумаг. Порхая в воздухе, отдельные листочки приземлись на мостовую. Следом полетели книги, уже из множества окон.

– Ересь – в костер! – провозгласил Босой.

На площадь ринулись малолетки. Они сгребали книги и свитки в центр, формируя кучу для костра перед крыльцом. Погром храма науки начался.

Двумя часами ранее

Конная процессия во главе с королем въехала на главную площадь города. Толпа горожан загомонила. Зеваки, истомившиеся в ожидании казни, начали проталкиваться ближе к эшафоту. Монарх ехал в черном шлеме с опущенным забралом, скрывавшим от народа знаменитое уродство его лица, за которое Борхарда называли «проклятым». При ярком свете дня пятно слишком бросалось в глаза, и молодой король предпочел его закрыть.